Бедный Илюш

Давно дело было. Один царь по имени Еремей вздумал выдать замуж свою дочь. Но условием поставил не богатство и не знатность жениха, а его умение красно говорить. Он так и объявил во всеуслышание: выдам дочь за того, кто в красноречии заткнет за пояс меня самого, пусть тот человек хоть и будет беден.

Услышав о таком условии царя, всякие там вельможи и министры, не очень-то долго раздумывая, сами себе сказали: «Э, нет, женихов из нас не получится, лучше и не пробовать тягаться с царем в словопрении».

А вот сын одного бедного крестьянина Илюш, услышав цар­ское слово, обрадовался. «А нельзя ли мне попытать счастья, — подумал он. — Не получится ли из меня жениха для царской дочери?» И отправился из родного дома в столицу. Но идти-то в город идет, а не торопится. Поспешишь, говорят, людей толь­ко насмешишь. Надо действовать наверняка — одному за та­кое дело лучше и не браться. Хорошо бы найти такого добра молодца, который за словом в карман не лезет.

И тут как раз идет навстречу ему Илле. Илюш останавли­вает Илле и, показывая рукой на пустое поле, говорит:

—  Гляди-ка, Илле, вон идут двенадцать волков.

Илле смотрит-смотрит, а ничего не видит. Так и говорит:

—  Нет там никаких волков.

—  Коли так, иди, парень, своей дорогой, нам с тобой не по пути, — говорит Илюш и остается в поле один.

Через какое-то время попадается ему навстречу Илька. Илюш останавливает его и опять, показывая в чистое поле, говорит:

—  Видишь, Илька, идут двенадцать волков!

—  Шутки шутишь, — отвечает Илька. — Нет там никаких волков.

Илюш и ему:

—  Коли так, иди своей дорогой, мне и с тобой не по пути. Идет Илюш дальше — встречается ему Илюк*. Илюш оста­навливает его и, показывая в чистое поле, говорит:

—  Гляди-ка, Илюк, идут прямо на нас двенадцать волков! Илюк какое-то время всматривается в пустое поле, а потом говорит:

—  А ты, парень, оказывается, видишь неважно. Ведь их не двенадцать, а двадцать четыре!

Тогда Илюш обрадовался и говорит:

—  Вот с тобой-то можно кашу сварить, вот с тобой-то мне по пути. Пойдем вместе царевну добывать.

Илюк соглашается, и они вдвоем идут в царский дворец.

Когда парни вошли в царские покои, царь Еремей обедал жареной курочкой. Завидев гостей, он сразу же заговорил с ними:

—  Велел вот нынче прирезать эту курицу, а то взяла моду взлетать на крышу и склевывать звезды. Оставь ее — того гля­ди, все звезды склюет.

Илюш в тон царю говорит:

—  Не стоило беспокоиться. Наши куры уже давно склевали все яркие звезды, остались только мелкие да тусклые.

Царь даже курочку есть забыл, глядит на Илюша, а потом, как бы проверяя правильность его слов, спрашивает у Илюка:

—  Правду ли говорит этот человек? Илюк отвечает:

—  Я не знаю, правда это или неправда, я живу сапожным ремеслом, домашнюю птицу не развожу. Но я видел собствен­ными глазами, как три дня назад соседская курица несла в клюве полмесяца.

Из слов Илюка получалось, что Илюш говорил правду. Следующим блюдом царю подали капусту.

—  Добрая у нас капуста родится, — говорит царь. —  Из од­ного вилка наквашивают сорок, а то и пятьдесят кадок.

Илюш свое:

—  Ну, у нас-то капуста будет покрупней: из каждого ко­чана выходит по триста, а то и по четыреста кадок.

Царь Еремей взглядывает на Илюка:

—  Правду ли говорит этот человек? Илюк в свою очередь отвечает:

—  Не берусь сказать, правда это или неправда, я живу са­пожным ремеслом. Но неделю назад над нашей деревней разра­зился сильнейший дождь. И как раз во время этого дождя че­рез деревню проходил полк солдат. Так вот все они — а их не­бось больше трех тысяч было — укрылись от дождя одним ка­пустным листом, и все остались сухими.

Опять в глазах царя стало правдой то, что сказал Илюш. Подали новое блюдо — мясо быка.

—  У нас, когда режут быка, — говорит царь, — потом из костей хоть целый дом ставь, а шкурой можно покрыть тот дом и еще останется.

—  Наши быки будут покрупнее, — не робеет перед царем Илюш. — У нас костей одного быка хватит на постройку целой деревни, а шкуры — на то, чтобы покрыть ее всю.

—  Правду ли говорит этот человек? — спрашивает царь у Илюка.

А Илюк отвечает:

—  Я не знаю, правда это или неправда, я живу сапожным делом. Но вот десять дней назад мимо нас прошел один бык, так хвост его еще и до сих пор по деревне тянется. Когда я шел сюда, мне пришлось перешагивать через этот хвост.

Так перед царем становятся правдой и эти слова Илюша. И царю ничего не оставалось, как признать себя побежденным в словесном состязании с Илюшем и отдать за него свою пре­красную дочь.

Илюш женился на царевне, и я был на их свадьбе. Пел, а голоса своего не слышал; плясал — хоть ноги и не шевели­лись; ел масло — вкуса не почувствовал; пил мед — по губам текло, а в рот не попало.

---

* Илюш, Илле, Илька, Илюк — одно и то же имя Илья.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Как Петр Первый стал кумом чуваша

Захотелось царю Петру узнать, как живут его поддан­ные. Повелел он снарядить простую кибитку и в сопровождении свиты  поехал по своему царству-государству.

Рано ли, поздно ли приехал царь в одну чувашскую дерев­ню и решил в ней заночевать.

Деревня была большой. Стали выбирать дом, куда бы мож­но было попроситься на ночлег.

Приближенные царя говорят:

—  Надо идти к тому, кто богат. Самый богатый в деревне, наверное, батюшка. Попросимся к нему.

Заходят к попу, просятся пустить их ночевать.

—  У меня матушка нездорова, — говорит поп. — Да и детей полна изба, положить вас негде. Через два дома от меня живет богатый человек, староста, попроситесь к нему, он пустит.

Идут к старосте и слышат то же самое.

—  У меня больная жена и детей семеро по лавкам — где я вас положу? На краю деревни стоит избенка, хозяин которой всех пускает. У него и жена здоровая и детей немного.

Царь со своей свитой идут на край деревни.

—  Не пустите ли нас на квартиру? — спрашивают. Бедно одетый мужик им отвечает:

—  Если не побрезгуете — заходите, ночуйте, не на улице же спать.

Заходят они в избу. По всему видно, что живут хозяева бедно. Они как раз ужинать собирались, а кроме картошки в мундире, на столе ничего не стояло.

Хозяин Иван приглашает царя за стол:

—  Садитесь, поужинаем, чем бог послал.

Царь Петр садится, ест вместе с хозяевами картошку в мун­дире, спрашивает их про житье-бытье.

—  Живем небогато, — отвечает Иван. — Лошади у нас нет, приходится старосте кланяться, а он потом за лошадь полови­ну урожая себе забирает. Семья — не маленькая, детишками бог не обидел, и хлеба до нового урожая никогда не хватает. Вот и сейчас сидим без хлеба, на одной картошке. Уж не обессудьте, угощать больше нечем.

После ужина легли спать. Бедный Иван отдает царю свою кровать, а сам ложится на голом полу. Царь Петр засыпает, но через какое-то время пробуждается, заслышав женский стон. «Что-то случилось, — думает царь. — Батюшка сказал, что у него жена нездорова, староста ссылался на болезнь жены, видно, и у этого бедняка жена захворала». Но тут раздался крик ребенка. «Нет, не хворая у Ивана жена, — понял царь, — у нее родился ребенок».

Утром царь Петр спрашивает Ивана:

—  Ночью мне послышался крик ребенка, уж не жена ли родила?

—  Да, жена была в положении, а ночью разрешилась сы­ном, — отвечает Иван.

—  Тогда давай окрестим его, — предлагает царь. — Сходи к батюшке, позови его сюда, — и с этими словами протягивает Ивану золотой пятирублевик.

Иван приходит к батюшке:

—  У меня ночью родился сын и надо бы окрестить его. У меня остановился барин, и мы хотим окрестить ребенка, пока барин не уехал.

—  На крещение нужны деньги, — говорит батюшка. Крестьянин тут же протягивает батюшке золотой пятируб­левик:

—  Вот, возьми.

—  Я по осени кропил твой двор святой водой, ты мне за это ничего не заплатил, — говорит батюшка. — Весной ходили с крестным ходом — и за это не было заплачено. Так что этим пятирублевиком ты только-только рассчитался со мной за преж­ние долги.

Огорченный Иван ни с чем возвратился домой.   Царь, за­видев его, спрашивает:

—  Что случилось, Иван? Что ты так низко голову опустил? Иван отвечает:

—  Батюшка не хочет крестить, говорит, что у меня много накопилось старых долгов, так что твои деньги он забрал на их уплату.

Тогда царь протягивает Ивану золотой червонец:

—  Позови его еще раз, и пусть приходит и матушка — ку­мой будет.

Иван опять идет к попу, отдает ему червонец:

—  Барин просит прийти и матушку, говорит, кумой будет. Получив червонец, поп уже не заставил себя долго ждать.

Пошла с ним и матушка. Правда, большой охоты стать кумой бедняка у нее не было, пошла она скорее из женского любо­пытства: на барина хотелось посмотреть.

Пришли они в дом Ивана, царь Петр говорит:

—  Я буду крестным отцом, а ты, матушка, — крестной ма­терью.

Окрестили младенца. Поп с матушкой домой пошли, а царь Петр на прощанье говорит Ивану:

—  Давай, кум Иван, вот так сделаем. Приезжай-ка ко мне в Петербург и привези сто пар лаптей. Как приедешь, тебя мо­гут остановить: куда, мол, мужик, идешь. А ты отвечай: иду, мол, к куму Петру. Тебя и приведут ко мне. А лапти в Петер­бурге продавай так: первая пара — десять рублей золотом, вторая — двадцать, третья — тридцать, так и дальше. А при­вези, как я уже сказал, сто пар.

Иван наплел сто пар лаптей и отправился со своим това­ром в город Петербург. Начал продавать лапти, как и наказы­вал ему кум Петр. Царь же на ту пору повелел устроить во дворце бал и сказал, чтобы все танцевали на том балу только в лаптях. Купцы, министры, генералы — все кинулись лапти покупать. Приходят на один базар — нет лаптей, приходят на второй — что за напасть такая — тоже нет, как не бывало. И тут-то как раз встречают крестьянина с возом лаптей. Обрадовались, спрашивают:

—  Сколь стоят твои лапти, мужичок?

—  Десять рублей золотом, — отвечает крестьянин.

—  Дороговато, да что поделаешь: в царский дворец без лаптей не пустят.

Купил один, подходит другой:

—  Сколько стоят лапотки, любезный?

—  Двадцать рублей золотом.

—  Ого!

«Ого»-то «ого», а поди, ослушайся царского приказа; надо брать, пока мужик дороже не запросил.

А мужичок и впрямь за третью пару взял тридцать рублей, за четвертую — сорок, а за пятую уже и все пятьдесят. Надо хватать, пока сто или двести не заломил!

Так Иван и расторговал весь свой липовый товар, набавляя по червонцу за каждую новую пару.

Только расторговался — к нему подходит полицейский:

—  Эй, мужик, зачем в Петербург пожаловал?

—  Я приехал к куму Петру, — отвечает Иван и подает по­лицейскому записку, которую ему когда-то оставил кум.

В записке было написано: «Кто встретит человека по имени Иван, разыскивающего кума Петра, должен немедленно при­вести его к царю Петру». И когда полицейский ту записку про­читал, то сказал:

—  Я, пожалуй, знаю твоего кума, так что пойдем, прямо к нему и отведу.

Привели Ивана к царю. Тот его сразу узнал:

—  Здравствуй, кум Иван. Приехал?

—  Приехал, — отвечает Иван.

—  Сходи-ка с дороги в баню, — предложил царь, — там тебя постригут, бороду сбреют, приоденут и приведут ко мне.

Ивана вымыли, постригли, побрили, приодели — глядит мужик сам на себя в зеркало и себя не узнает.

Царь Петр берет его с собой на бал, чтобы Иван посмотрел, как министры да генералы со своими женами в его лаптях танцевать будут. Хорошо у них получалось, будто весь свой век они в этой обувке ходили!

А наутро царь Петр дает Ивану богатую кибитку и говорит:

—  Деньги у тебя теперь есть, поезжай домой и построй хо­роший дом, чтобы было куда положить гостя, если он попро­сится ночевать.

Прикатил Иван в свою деревню на тройке с колокольчиком, привез с собой сундук золота. Все ахают, дивуются, а деревен­ские богачи от зависти аж позеленели.

—  Откуда у тебя, Иван, столько золота? — опрашивают они с любопытством.

—  А я сто пар лаптей свез в Петербург да продал, — отве­чает Иван. — В Петербурге за лапти платят чистым золотом.

Богатеи — сразу же домой, и давай тормошить своих жен: готовьте лыки, будем плести лапти и чем больше, тем лучше.

Наплели лаптей — чуть ли не всю Россию можно обуть, и повезли в Петербург. Однако же лапти у них почему-то никто не покупает, а если и купят, так платят не больше копейки. Какое уж там золото, ладно бы дорогу оправдать!

Возвращаются лаптежники в свою деревню, и ну Ивана проклинать-ругать на чем свет стоит. Да ладно бы только ругали, украли лошадей, украли и сундук с золотом. Опять Иван при­шел в прежнюю бедность.

Что делать бедному мужику, как из нужды выбиться?

Едет он опять к царю Петру, рассказывает о своем житье-бытье. Тогда царь ему говорит:

—  Переезжай всей семьей сюда, найдем для тебя здесь дом.

Крестьянин съездил в деревню, забрал жену с детишками, вернулся в Петербург к куму Петру и жил недалеко от него до самой своей смерти.

И по сей день на берегу Невы стоит небольшой домик. В этом доме жил Петр Первый, когда будущая столица русского государства еще только начинала строиться. Рядом с жили­щем царя виден домик поменьше. Говорят, чуваш Иван жил именно в этом доме.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Что сильнее всего на свете?

Одному царю захотелось узнать, что всего сильнее на земле. Он оповестил об этом весь народ и человеку, который даст правильный ответ, обещал отдать половину своего царства.

Много ли, мало ли времени прошло, явилось к царю девять человек разного чина и звания: мельник, крестьянин-погоре­лец, рыбак, кузнец, военачальник, купец-барышник, сват-краснобай, молодой кудрявый парень и лысый мудрый старик.

Царь посадил их всех вместе и задал свой вопрос:

—  Что сильнее всего на свете? Скажите, да так, чтобы было правильно!

Мельник сказал:

—  Всего сильнее ветер. Он не только тяжелые жернова лег­ко вертит, но, если разбушуется, и крылья мельницы ломает.

Крестьянин-погорелец не согласился с мельником.

—  Ветер подует, подует да утихнет,— сказал он.— А крылья мельницы сломает — не такая уж это великая беда, их можно починить. Всего сильнее огонь. От огня сгорел мой дом, сгорел дотла, даже головешки не осталось.

Рыбак, в свою очередь, не согласился с погорельцем.

—  Огонь, рано или поздно, отпылает и погаснет. Сильнее огня вода. Разве вам не приходилось видеть, как по весне разливается вода и рушит на своем пути мосты и запруды, как размывает берега озер, а потом уходит из них. Рыбаку возразил кузнец:

—  Вода сильна лишь весной. В летнюю жару вода высыха­ет, а в зимние морозы превращается в лед. Всего сильнее, ко­нечно, железо. Железный топор рубит столетний дуб, сталь­ное кресало извлекает из кремня огонь, стальная пушка бьет на много верст, стальной меч рубит головы даже барам.

Заслышав разговор о пушках и мечах, вскочил со своего места военачальник.

—  Ты забыл, что железо ржавеет! — напомнил он кузне­цу. — Всего сильнее храбрый воин. Мои герои-храбрецы опроки­дывают вражеские войска, если они даже вооружены пуш­ками.

Молодой кудрявый парень возразил военачальнику:

—  Как бы ни был силен и отважен герой, его может пле­нить красивая девушка. Никто не поднимет руку на красави­цу. Она одним взглядом может покорить даже царя.

Купца-барышника такие слова парня рассмешили.

—  Красивых девушек покупают на деньги. Всего сильнее на белом свете деньги! Если есть деньги, то и дурак может стать барином, а нет денег, то и барин становится дураком. За деньги поп дважды венчает. Деньги открывают тюремные воро­та, деньги могут и для разбойника быть пропуском в рай. Без денег не может прожить даже царь! — с последними словами купец вытащил из кармана мешочек с деньгами и для вящей убедительности потряс им.

Настал черед высказываться свату-краснобаю. Ну, что сва­ты, что свахи, как известно, за словом в карман не лезут. Ведь у них задача — даже за дурака-жениха уметь высватать хоро­шую девушку и последнюю дуру выдать за дельного умного парня. Язык у них должен быть хорошо подвешен.

Свой язык и начал хвалить сват-краснобай:

—  Это верно: за деньги можно купить все-все. Но ведь деньги-то водятся не у всех, надо еще уметь добывать их. Все­го сильнее на свете язык! Недаром про него говорят, что он без костей. Он может черное сделать белым. Может прельстить и героя, и красавицу. С помощью языка барышник обманывает барышника, льстецы задабривают грозных начальников, цари подчиняют себе целые народы. Слова, сказанные языком, мо­гут и разрушать и воздвигать города и государства!

Последнее слово осталось за сидевшим до этого безмолвно старым мудрым человеком.

—  Кто, по-твоему, сказал правильно? — обратился к нему царь. — Что всего сильнее на свете? Скажи нам.

Старик сказал так:

—  По-моему, сильнее всего — правдивое слово! Правдивое слово — остро и сильно, как ветер, горячо, как огонь, может заполонить, как вешняя вода, и пронзить насквозь, наподобие меча. Правдивое слово крепче железа, оно придает герою силы, укрепляет верой изуверившихся, делает умными красивых де­вушек. Чтобы одолеть правдивое слово, барышнику приходится отдавать все свои барыши, а лжецу-краснобаю изворачиваться ужом. Правдивое слово не ржавеет, не стареет, не тонет в воде, не гниет в земле, оно вечно молодо. Без правдивого слова нель­зя править народом, нельзя его объединить в одно целое. Мое слово правильное! Если и твое слово — о, царь! — твердое, то ты должен отдать мне половину своего царства.

Хорошо сказал мудрый старик! Но язык у царя, как и у свата-краснобая, оказался без костей, и он не только не отдал мудрецу обещанного полцарства, но и приказал вытолкать его взашей.

Все же правдивое слово мудреца дошло до народа и распро­странилось по государству. Народ отнял власть у царя, а его самого сослали на необитаемый остров в океане. Чтобы поду­мал на досуге и понял, что нет на свете ничего сильнее прав­дивого слова.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Барин и черт

Жил да был один барин. Однажды пошел он в поле по­глядеть, как работают его крестьяне. Навстречу ему попался черт, спросил, по каким делам он идет, и увязался вместе с ним. Идут они, видят — недалеко от дороги кресть­янин пашет. Пашет и ругает свою лошаденку:

—  Черт бы тебя побрал, соху не можешь тянуть, хоть сам впрягайся.

Барин говорит черту:

—  Слышишь, он хочет, чтобы ты забрал лошадь. Черт отвечает:

—  Это он со зла, а не от души.

Идут дальше. В другом месте крестьянская семья сеет: мужик с лукошком по загону шагает, его жена за ним боронует, а маленький ребенок под кустом плачем исходит.

—  Орет весь день без передыху, нечистый бы его побрал!— горчит мать на ребенка.

Барин опять черту:

—  Слышишь, хочет, чтобы ты забрал ребенка. Черт отвечает:

—  Нет, ребенка она не отдаст, а говорит лишь для устра­шения.

И верно: мать остановила лошадь, подошла к ребенку, взя­ла его на руки и стала целовать.

Идут барин с чертом дальше, видят — работают на поле дворовые люди барина.

—  О, черт побери, опять заявился! — проговорил кто-то из них, завидев барина.

—  Слышишь? Вот это сказано уже от души,— сказал черт, схватил барина и уволок.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Старик и черти

Жили себе, не тужили старик со старухой. Старик был удачливым охотником и всегда возвращался из леса не с тетеревом — так с глухарем, не с глухарем — так с зайцем. Старухе всегда было что в котел положить, и самой поесть, и старика накормить.

Однажды кончились у них дрова. Старик взял топор и от­правился в лес. Высмотрел прямую высокую сосну да сам себе и говорит:

—  Свалю-ка я ее: выйдет и бревно для избы, будут и дрова. Сказано — сделано. Тюк-тюк топором, срубил сосну. А как только она упала — из-под пня чертенок выскочил. То ли услы­шал он, как старик сам с собой говорил, то ли его напугали шум и треск упавшей сосны.

—  Что ты делаешь, дед? — опрашивает чертенок.

—  Да вот срубил лыко, чтобы сплести лапти, — ответил старик.

«Хорошенькое дело, — думает чертенок. — Сам свалил дере­во, а говорит, срубил лыко!»

—  А как понесешь это? — продолжает любопытствовать чертенок.

—  Больно просто, — отвечает ему старик. — Взвалю на пле­чо и понесу.

Чертенок аж присел от испуга и удивления: «Какая же сила у этого человека, если он может унести такое большое де­рево!» Потом немного пришел в себя и говорит:

—  А ты не боишься, что моя родня, отцы и деды, рассер­дятся на тебя — ведь лес-то этот наш!

—  Нет, я чертей не боюсь, — спокойно ответил старик. После таких слов чертенок уж и вовсе в ужас пришел и — прыг! — в яму к своим родителям.

—  Что я там, наверху, видел! — начал он рассказывать. — Я видел одного старика. Ему потребовалось лыко для лаптей, а он свалил нашу большую сосну. Я говорю, как ты понесешь ее, а он отвечает: на себе. Я сказал, что это, мол, наш лес и моя родня может рассердиться за рубку, а он сказал: «Я чер­тей не боюсь», — взвалил дерево на плечо и унес.

Услышав такое, черти призадумались: что за странный человек объявился в их владениях? Думали-думали и приду­мали.

—  Ты, сынок, — сказал отец чертенка, — если опять уви­дишь его, пригласи к нам в гости. Мы здесь и приберем его к рукам.

Через какое-то время старик опять пришел в лес. И опять из-под пня к нему выскочил чертенок.

—  Здравствуй, дед! — здоровается с ним воспитанный чер­тенок.

—  Здравствуй, коли не шутишь, — отвечает старик.

—  Айда к нам в гости, дедушка, моя родня хочет тебя уго­стить, — передал чертенок приглашение своего отца.

—  Отчего же не пойти, — ответил старик. — Пойдем.

Они спустились в яму. Черти встретили старика гостепри­имно, напоили, накормили. За поздним временем даже ноче­вать стали оставлять:

—  Куда ты пойдешь, глядя на ночь? — стали черти угова­ривать старика. — Переночуй у нас.

Старик, не долго думая, согласился.

Постелили ему постель: в изголовье положили раскален­ный колокол, а под бок — раскаленное железо. Старик осто­рожно лег в постель, а когда черти уснули, отодвинул в сторо­ну колокол с железом и подложил под себя свой кафтан.

Проснулись утром черти и удивились: как это старик не поджарился, а остался жив.

—  Как спалось, старина? — спросил гостя старший черт.

—  Спал хорошо, — ответил старик, — только не то клопы, не то блохи вроде немного покусывали.

Тут чертей аж холодный пот прошиб: какой же это неуяз­вимый человек, если раскаленное железо ему блошиным уку­сом кажется!

А старик вдобавок еще и о своих родных и близких повел речь:

—  Я-то что, вы бы поглядели на моих братьев и племян­ников — вот это молодцы так молодцы! Ни в лесу, ни в поле никого не боятся, все их боятся!

Перепугались черти, начали меж собой советоваться, как бы побыстрее старика домой выпроводить. А старик не торопится.

—  Я, пожалуй, домой не пойду, — говорит он. — Мне и здесь хорошо!

—  Семья-то у нас уж больно большая, — с другого конца заходят черти. — Погляди-ка: сколько нас дома, а ведь еще столько же, если не больше, в лесу. Для тебя совсем места нет.

—  Ничего, в тесноте да не в обиде, — гнет свое старик. Тогда черти решили откупиться от старика.

—  Мы тебе насыплем полную шапку золота, — сказал стар­ший черт, — только ты уж иди к своей старухе, она, небось, за­ждалась.

—  Старуха никуда не уйдет, — ответил старик, — но если вы даете золото — от золота не откажусь.

Пошли черти за золотом. А пока они ходили, старик про­дырявил свою шапку, пришил к ней снизу мешок и спустил его в яму. Таскают, таскают черти золото, сыплют, сыплют в Шапку, а она никак не наполняется. «У него и шапка-то не как у всех, а богатырская!» — дивятся черти. Едва-едва напол­нили эту богатырскую шапку.

—  В шапке как-то неудобно нести, высыплю-ка я все это в мешок, — сказал старик, ловко опрокинул шапку и вытащил из ямы наполненный мешок.

—  Гляди-ка, сколько в шапку золота вошло — целый мешок! — дивятся черти.

А старик говорит:

—  Теперь кто-нибудь проводите меня.

Старший черт послал чертенка проводить старика домой, чтобы он, коим грехом, опять не вернулся. Вылезли они из ямы, старик говорит:

—  Я был у тебя в гостях, теперь пойдем ко мне отгащивать. Посади меня к себе на спину да и двинемся.

—  Давай садись, — подставил чертенок свою спину.

Сел старик на чертенка, и они понеслись. В пути увидел старик мельничный жернов и просит чертенка:

—  Погоди-ка, давай прихватим с собой старухино колечко.

—  Да что ты, дед! — взмолился чертенок. — Как я его под­ниму? Как-нибудь сам придешь и возьмешь.

А про себя чертенок подумал: «Если у его старушки такие колечки, какая же сила в руках у самого старика!»

Добрались они до стариковой избы. Старик вошел первым и шепнул старухе:

—  Старуха, я привел с собой чертенка. И когда скажу «Угости-ка его», ты ответь: «Помнишь, ты как-то поймал од­ного чертенка, я вчера сварила его последнее ребро. Так что не знаю, чем мне теперь и угощать-то».

Заходит в избу и чертенок. Старик говорит:

—  Старуха, я побывал в гостях у чертей. Меня угощали хорошо. Теперь и ты как следует накорми дорогого гостя.

—  Не знаю, чем мне его и угостить-то, — отвечает стару­ха. — Ты как-то принес одного чертенка, но я вчера сварила его последнее ребро.

Услышав такие слова, чертенок, не долго думая, кинулся вон из избы через раскрытое окно. А когда вернулся в лес, то заплетающимся, от пережитого ужаса, языком пролепетал:

—  Ах, отец, он, оказывается, питается нашим братом! Меня чуть не кинули в котел, сам не знаю, как жив остался.

У чертей, которые слышали рассказ своего молодого сопле­менника, душа в пятки ушла от страха.

—  Наперед пусть ни один из вас не трогает старика, — сказал старший черт. — Весь лес не вырубит, а порубит-порубит да и перестанет. Не трогайте.

С тех пор старик каждый день рубил лес, пока не нарубил на новую избу. И ни один черт ему и на глаза не показывался.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.