Рубашка из посконного полотна

К одной молодой вдове повадился злой дух. И так, и эдак бедная бабенка пыталась освободиться от него, из сил выбилась, а злой дух не отстает — да и все тут. Рассказала она о своей беде соседке, а та и говорит:

—  А ты завесь дверь рубашкой из посконного полотна — она злого духа и не пропустит в избу.

Вдовица послушалась соседку, сшила длинную рубашку из посконного полотна и завесила ею дверь в избу.

Ночью пришел злой дух, а рубаха ему и говорит:

—  Погоди-ка, послушай, что мне пришлось видеть и испы­тать на своем веку.

—  Ну, говори, — ответил злой дух.

—  Еще до того, как на свет появиться, — начала свой рас­сказ рубашка, — и то сколько всяких хлопот со мной было. По весне землю вспахали, заборонили и только после этого меня, коноплю, посеяли. Прошло какое-то время — меня проборонили еще раз. Только тогда я взошла, на свет появилась. Ну, а когда появилась, расту, к солнышку тянусь...

—  Ну, хватит, наверное, — говорит злой дух.— Пусти!

—  Уж если начал слушать — дай досказать, — отвечает ру­башка. — Когда я вырасту и созрею — меня выдергивают из земли...

—  Я понял, — опять перебивает злой дух.— Пусти!

—  Нет, еще ничего не понял, — не пускает его рубашка. — Дослушай... Потом меня молотят, отделяют семена...

—  Хватит! — теряет терпение злой дух. — Пусти!

Но в это время на дворе кукарекает петух и злой дух исче­зает, так и не побывав у вдовицы.

На другую ночь он прилетает опять. И опять рубашка не пускает его.

—  Так на чем я остановилась? — говорит она. — Ах, да, на семенах. Мои семена Обдирают, веют, кладут на хранение, а то, на чем выросли семена, — коноплю — сначала складывают в стога, а потом долго, целых три недели, мочат в воде.

—  Ну, все, что ли? — спрашивает злой дух.— Пускай!

—  Нет, не все, — отвечает рубашка. — Я же еще в воде лежу. Через три недели меня вытаскивают из воды и ставят сушить.

—  Хватит! — опять начинает сердиться злой дух. — Пусти!

—  Ты же еще самого-то главного не слышал, — отвечает рубашка. — Не знаешь, как мнут-ломают мои кости... Так вот ломают и мнут меня до тех пор, пока все тело от костей не очи­стят. Мало того: еще кладут в ступу и давай втроем-вчетвером толочь пестами.

—  Пусти! — опять начинает терять терпение злой дух.

—  Из меня выбивают всю пыль, — продолжает рубашка, — оставляют лишь чистое тело. Потом меня вешают на чесалку, разделяют на тонкие волосинки и прядут. Напряденные нити наматывают на мотовило, потом опускают в щелок. Тогда мне бывает трудно, глаза забиты золой, я ничего не вижу...

—  А я не хочу тебя больше слушать! — говорит злой дух и уже хочет пройти в избу, но в это время кукарекает петух и он исчезает.

И на третью ночь явился злой дух.

—  Потом меня стирают, сушат, делают из меня мотки и пропускают через бердо, ткут и получается холст, — продолжа­ет свой рассказ рубашка.

—  Теперь-то все! — говорит злой дух. — Пусти!

—  Еще совсем немного осталось, — отвечает рубашка. — Уж дослушай... Холст кипятят в щелочной воде, стелят на зеле­ную траву и стирают, чтобы вышла вся зола. И опять, уже по второму разу, толкут меня втроем-вчетвером, чтобы я стала мягкой. И только после этого отрезают от куска, сколько нуж­но, и шьют. Вот только тогда положенное в землю семечко ста­новится рубашкой, которой сейчас и завешена дверь...

Тут опять на дворе кукарекнул петух, и опять злому духу, не солено хлебавши, пришлось убираться восвояси.

В конце концов надоело ему стоять перед дверью и слушать рубашкины россказни, с тех пор он перестал прилетать в этот дом и оставил молодую вдову в покое.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Плешивый, медведь и чертенок

Было у старика три сына. Двое старших жили в чести и почете, а младшего сына никто не любил. Уродился он плешивым и его и по имени-то не звали, а Плешивый да Плешивый. Старшие братья по всякому пустяку ругали млад­шего, а потом и совсем из дома выгнали.

Пошел Плешивый куда глаза глядят. Идет — навстречу медведь.

—  Куда путь держишь, дружище? — спрашивает медведь.

—  Дома ни во что меня не ставят, житья никакого нету, вот и иду куда глаза глядят, — отвечает Плешивый.

Медведь тоже посетовал:

—  И мне нет ни чести, ни почета. Мужики выгоняют ско­тину в лес без присмотра, а потом жалуются, что их буренок задирает медведь. И я пойду с тобой.

Идут они вдвоем и выходят к озеру. Из озера выскочил чер­тенок и спрашивает:

—  Куда путь-дорогу держите, друзья-приятели?

—  Не почитают нас дома, — отвечает Плешивый, — вот и идем куда глаза глядят.

—  Меня тоже не очень-то почитают, — сказал чертенок. — Ребятишки купаются в озере и, случается, тонут, а обвиняют в этом меня, говорят, что чертенок утащил их за ноги на дно. И я пойду с вами!

Пошли они втроем и пришли в лес.

—  Давайте поставим вот на этой поляне избу, — предложил Плешивый. — А если не уживемся, изба достанется тому, кто сумеет напугать остальных.

Построили они избу и живут себе припеваючи. Как-то вышли они погулять и поблизости набрели на ма­ленькое озеро.

—  Вот бы в этом озере пиво сварить! — сказал Плешивый.

—  Хорошо бы, — согласились медведь с чертенком, — да где взять солода?

Пошли они на большую дорогу, по которой нет-нет да и во­зили в город солод. На их счастье целый обоз с солодом ехал.

Плешивый принялся на гуслях играть, возчики заслушались, а медведь с чертенком тем временем незаметно скинули с возов несколько мешков солода.

Притащили они солод на озеро.

—  Ну, солода у нас вдосталь, хмель нужен!

На следующий день снова отправились на большую дорогу. И опять им повезло. Как раз ехал обоз с хмелем. Плешивый опять взялся за гусли, возчики засмотрелись на гусляра, за­слушались его игрой, а медведь с чертенком тем временем ски­нули несколько мешков с хмелем и поволокли на озеро.

Новая задача: кто размешает солод с хмелем?

Чертенок живал в озере, ему и карты в руки. Полез он в воду, как следует размешал солод с хмелем.

Киснет, бродит пиво, да новая забота: любителей попить пива хоть отбавляй, не успеешь оглянуться — растащут все озеро, надо караулить.

Первым стал на ночное дежурство чертенок. В полночь за­явился на озеро старичок с локоток, а борода по земле стелет­ся. Спустился он с берега и давай пиво лакать.

—  Пошел вон! — закричал чертенок. — Не для тебя нава­рили пива!

Старичок с локоток схватил чертенка и давай тузить. Еле вывернулся бедный чертенок из цепких рук старика и ни жи­вой ни мертвый домой пришел.

На следующую ночь черед караулить озеро выпал медведю. Старичку с локоток, видно, понравилось пиво, он и в эту ночь явился на озеро и принялся лакать.

—  Пошел вон! — закричал медведь. — Не для тебя нава­рено!

Старик и медведя избил до полусмерти. Еле дотащился косолапый до дома.

На третью ночь настал черед караулить Плешивому. Тот взял с собой гусли и посиживает себе на берегу да на гусельках поигрывает.

В полночь заявился старичок с локоток и давай лакать пиво. Пьет да приговаривает:

—  Ну и пиво! И кто только сумел наварить такого хорошего пива!

—  Да это я, дедушка, — ответил Плешивый. — Пей себе на здоровье, коли понравилось.

Три раза принимался старик, пока вдоволь не напился. А потом подошел к Плешивому и говорит:

—  Научи меня, дружок, на гуслях играть.

—  Отчего не научить, — отвечает Плешивый. — Дело не хитрое.

Подвел он старика к толстому бревну, в комле которого торчал клин. Кто-то собирался расколоть дерево да, видно, не успел. Плешивый говорит:

—  Суй сюда руку, а я начну играть.

Только старик сунул руку в расколотую трещину, Плеши­вый тотчас выбил клин, и рука старика оказалась зажатой в трещине. После этого Плешивый отрубил старику голову, унес ее с собой и спрятал. А сам подумал при этом: «Теперь по­смотрим, кому достанется изба!»

Много ли, мало ли прошло времени, начались у друзей спо­ры да распри. Тесно им стало в избушке. И вспомнили они уго­вор: кто сумеет напугать остальных, тот и останется жить в избушке.

Чертенок ушел ночью в лес, а потом, дико крича, выбежал на поляну, где стояла избушка. Ни медведь, ни Плешивый не только не испугались, но даже и не проснулись.

В следующую ночь взялся пугать медведь. Он тоже залез в бурелом, взъерошил на себе шерсть, а потом заревел, что есть мочи, и, хрустя валежником, побежал к избушке. Плешивый с чертенком проснуться проснулись, но испугаться ничуть не испу­гались.

На третью ночь пришел черед пугать Плешивому. Он до­стал из застрехи голову старика, всунул ее в окошко и тихонь­ко постучал в раму. Завидя голову страшного старика, мед­ведь с чертенком, как угорелые, выскочили из избы и — да­вай бог ноги!

Изба, честь по чести, досталась Плешивому.

Пошел он в родную деревню да и говорит братьям:

—  Вот что, дорогие мои братья! Срубил я в лесу новую избу, наварил целое озеро пива — пей, не хочу! Чтобы все это богатство перевезти сюда, решил и вас, и соседей позвать на помощь. Пойдете?

Услышав, сколько наварено пива, и братья, и соседи охот­но согласились помочь Плешивому. Перевезли они избу, спра­вили новоселье. И зажил младший брат в собственном доме, зажил в чести и почете. Братья вспомнили его настоящее имя и перестали звать Плешивым.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Пуган

Один мальчик в пятилетнем возрасте лишился родителей. Круглого сироту взял к себе его дядя. Несладко жилось мальчику в дядином доме. Его заставля­ли и скотину пасти, и огород поливать, и всякую другую до­машнюю работу делать. У бедняги не оставалось времени на улицу сбегать, чтобы со сверстниками поиграть. А если, слу­чалось, и выбежит, так дядя тут же ведет назад да еще и чере­муховым прутиком больно бьет за ослушание.

Мальчик плохо рос. Ему сравнялось уже двенадцать лет, а он все еще был ростом не выше стула. В деревне стали уже подсмеиваться над ним и дали прозвище Пуган — табурет. Пой­дет по улице, ребятишки дразнят: «Вон Пуган идет, вон Пуган идет!» Обидно было мальчику слышать со всех сторон насмеш­ки над собой. Терпел он, терпел и в конце концов решил уйти от дяди. «Надо думать, свет не клином сошелся на этой дерев­не», — сам себе сказал мальчик и пошел из дома дяди куда глаза глядят.

Идет он большой дорогой — навстречу портной.

—  Откуда и куда идешь, сынок? — спрашивает портной.

—  Иду от своего дяди, а куда — сам еще не знаю, — отве­чает Пуган.

—  Зачем же ушел от дяди? — не понял портной.

—  Так и так, — объясняет Пуган, — не стало мне у него никакого житья. Да я уже и не маленький, пора зарабатывать на хлеб самому.

—  Пойдем со мной, — предлагает портной, — я тебя выучу шить-кроить, а проработаешь со мной до двадцати лет, я тебе и машинку куплю.

Пуган согласился, и пошли они вместе.

Портной, как и было обещано, выучил Пугана портняжному ремеслу, а когда Пугану исполнилось двадцать лет — купил ему швейную машинку. И с той поры стал Пуган ходить по деревням самостоятельно.

Однажды Пуган, по случаю окончания большой работы, на­пился пьяным. Сидеть в избе ему надоело, и он вышел на ули­цу. Ему навстречу попалась ватага возвращавшихся из школы ребятишек. Пьяный Пуган, ни с того ни с сего, накинулся на ребятишек и начал колотить их. Ребятишки кто куда разбежа­лись от него. «Оказывается, я — сильный человек! — подумал Пуган. — И вместо того, чтобы заниматься портняжничеством, не пойти ли мне в богатыри? Буду гулять по свету да показы­вать свою силу».

Приняв такое решение, Пуган первым делом сшил себе ши­рокий пояс и написал на нем: «Я — Пуган-богатырь — одним, махом пятерых побивахом».

Подпоясался Пуган этим поясом, закинул за плечо дорож­ную сумку с караваем хлеба и пошел в город, что стоит на бе­регу Волги.

Пришел Пуган в город. Ему еще ни разу в жизни не, при­ходилось видеть, как пароходы ходят по Волге, а поглядеть хотелось, и он спустился крутым берегом на пристань. Встреч­ные люди шарахаются от Пугана, дают ему дорогу. Не сразу понял Пуган, что все сторонятся его из-за страшной надписи на поясе.

Послонялся-послонялся по пристани Пуган, устал и прямо тут же на берегу прилег отдохнуть. Незаметно его потянуло в сон, и он уснул.

Тем временем с приставшего парохода сошли два богатыря. У них было царское поручение ходить и ездить по белу свету и выискивать богатырей.

Вышли богатыри на пристань и видят: спит на песке человек ростом не больше стула, а на поясе: «Одним махом — пя­терых побивахом». Поначалу удивились богатыри, а потом и испугались.

—  Как может быть богатырем человек ростом не выше сту­ла? — сказал один.

—  Как знать, может, он чародей и владеет волшебной си­лой, — отозвался другой.

—  В таком случае, он не будет ставить нас ни во что, — рассудил первый.

—  А давай все же его проверим, — предложил второй. — Вон, лежит, не меньше как двадцать пудов, камень. Пусть его поднимет. А еще пусть выжмет воду из того песка, на кото­ром лежит.

Проверку богатыри решили сделать после того, как спящий проснется. А пока что пошли смотреть город.

Однако во время их разговора Пуган не спал вовсе, а толь­ко притворялся спящим. И как только богатыри ушли, Пуган сразу же встал и начал раздумывать: «Что делать? И осра­миться не хочется, и камень тот с места не сдвинуть. Разве что, за недостатком силы, взять хитростью?»

Пуган отыскал на берегу стопудовый камень и, наняв за­пряженную парой подводу, привез его на то место, где только что спал. Затем на пристанском базарчике купил узелок с тво­рогом. После этого, положив голову на камень, улегся на преж­нее место и сделал вид, что сладко спит.

Возвращаются из города богатыри и видят, что Пуган все еще храпит. А под головой у него лежит огромный камень, которого давеча не было.

—  Откуда и как он его притащил? — удивились богатыри. Тут Пуган завозился,  длинно   зевнул — вроде   бы начал просыпаться.

—  Фу, как долго я спал! — сказал он, приподнимаясь на своем ложе. — Положил под голову подушку и заснул еще крепче.

—  Привет новому богатырю! — подходя поближе, попривет­ствовали его приезжие богатыри.

—  Привет, привет, — ответил Пуган. — По каким делам вас бог занес в наши края?

—  Мы приехали из стольного города, в котором живет, царь, — сказали богатыри. — Он послал нас искать такого же богатыря, как и мы сами. И нам бы хотелось померяться с то­бой своей силой.

—  Чего же мерить мою силу, — крикнул Пуган, притворив­шись рассерженным. — Если вы так сильны — отнесите-ка этот камешек на прежнее место.

Не на шутку струхнули богатыри. Легко сказать: отнеси­те-ка этот камешек... А только — что поделаешь: назвался груздем, полезай в кузов — назвался богатырем, сумей дока­зать свою богатырскую силу.

Один из богатырей охватил камень, напрягся изо всех сил, но только-только отделил камень от земли и тут же упал вме­сте с ним. Другой прошел с камнем каких-то два шага и тоже упал.

—  Богатыри называетесь, — с усмешкой говорит Пуган. — Считаете себя силачами, а вдвоем не можете справиться с тем, с чем я один легко справляюсь. Вот как размахнусь да уда­рю — оба окажетесь на том берегу Волги.

—  Ладно, не бахвалься, — ответили раззадорившиеся бога­тыри, — если ты так силен, выжми из этого сухого песка воду, тогда мы сдадимся.

Они сами, поочередно, берут в горсть сухой песок и так его сжимают, что из горсти падают две-три капли воды.

Пришел черед Пугана. Он, незаметно для богатырей, взял из тряпицы горстку творога, сжал его и выжал чуть ли не ста­кан воды. Царские богатыри на какое-то время потеряли дар речи от удивления. А когда пришли в себя, сказали:

—  Теперь мы верим в твою силу и повезем тебя к царю.

Сели богатыри с Пуганом на пароход и поехали в столицу.

В столице они решили сделать для Пугана еще одно испы­тание. Завели его в трактир и начали спаивать. Они взяли на троих три четверти водки. Пуган чуть не умер от страха. «Те­перь-то я уж точно пропал, — думает он про себя. — Где мне столько выпить! Разве что опять на хитрость пойти...»

Начали пить. Царские богатыри опрокидывают стакан за стаканом, а Пуган незаметно выливает водку в сапог.

Изрядно охмелели богатыри и стали наседать на Пугана:

—  Давай будем бороться!

—  Сначала выпьем еще по четверти, тогда поборемся, — от­говаривается Пуган.

Заказали еще три четверти. И опять богатыри пьют, а Пу­ган выливает под стол. Упились царские богатыри в доску. Пы­таются встать из-за стола, а ни руки, ни ноги их не слушаются.

—  Ну, теперь давайте бороться! — теперь уже смело вызы­вает их на борьбу Пуган.

А богатыри уже и на ногах не стоят.

Тогда Пуган связал им за спиной руки, нанял извозчика и повез к царю.

Стража у ворот царского дворца не пропускает Пугана.

—  Тогда скажите царю, что я привез его богатырей, вон они лежат связанными.

Выходит из дворца царь, видит своих богатырей связанны­ми и глазам своим не верит.

—  Где и как ты сумел их связать? — спрашивает он с удивлением.

—  Да шел по одной из улиц города, — отвечает Пуган, — вижу: эти двое хватают и бьют ни в чем не повинных людей. Оба — во хмелю. Ну, я взял да и связал их.

—  Вот кто, оказывается, сильный человек! — воскликнул царь. — Уж если ты их сумел связать, значит, ты самый силь­ный в моем царстве-государстве.

Повел царь Пугана в свои царские палаты, сажает на по­четное место, угощает самыми вкусными кушаньями.

День живет Пуган в царском дворце, неделю живет. Захо­телось царю испытать нового богатыря в деле.

Был у царя большой сосновый бор. В бору этом водилось много всякого зверья и дичи. А с некоторых пор развелось из­рядное число кабанов. Нельзя стало в сосновом лесу ни гулять, ни охотиться. Свирепых кабанов побаивались даже самые заяд­лые охотники.

—  Коли ты самый сильный богатырь в моем царстве-госу­дарстве, — сказал царь Пугану, — ступай в лес и поймай каба­на. Поймаешь — прославлю тебя на весь свет, не поймаешь — пеняй на себя.

—  Ладно, — говорит Пуган, — схожу посмотрю.

—  Можешь взять оружие моих царских богатырей, — пред­ложил царь.

—  Не нужно мне никакого оружия, я его поймаю голыми руками, — ответил Пуган, сообразив, что нести оружие богаты­рей ему будет не под силу.

Пошел он в лес ловить дикого кабана. Походил-походил — вышел на большую светлую поляну. На поляне стояла часов­ня, в которой молился царь, отправляясь на охоту или воз­вращаясь с нее. В часовне имелось две двери: одна на восточ­ной стороне, другая на западной. Пуган открыл одну дверь, сел на пороге и принялся кричать диким голосом. Заслышав чело­вечий голос, кабан живо прибежал к часовне. Пуган от кабана за угол, кабан — за ним. Гонится за Пуганом, того и гляди разорвет в клочья. Не зная, куда деваться от свирепого зверя, Пуган раза три обежал часовню, и тогда только сообразил юрк­нуть внутрь ее. Кабан тоже влетел следом за ним в часовню. Пуган успел выскочить в другую дверь и тут же закрыть ее, а потом обежал часовню и захлопнул и первую дверь. Свирепый зверь оказался запертым внутри часовни.

Так Пуган поймал кабана, чего не могли сделать даже бы­валые охотники.

Идет Пуган к царю. Идет прямо в царские покои.

—  Ну как, поймал? — спрашивает царь.

—  Поймал, — отвечает Пуган.

—  А где твой кабан?

—  Я его запер в часовне.

—  А не врешь? — засомневался царь. — Если врешь — го­лова с плеч.

—  Не веришь — сам ступай посмотри.

Царь сел в карету, посадил рядом Пугана и в сопровожде­нии полка солдат царской охраны поехал в лес.

Доезжают до часовни — слышат, как внутри ее ревет окон­чательно озверевший кабан. Царь перестал сомневаться, и те­перь, уже просто из интереса, спросил:

—  Как ты его поймал?

—  Да как поймал, — ответил Пуган, —сначала нашел его в лесу, потом — цап! — схватил за задние ноги — вот и все дела.

—  А пока открывал часовню, как ты его держал? — про­должал любопытствовать царь.

—  А зажал между ног — вот и вся премудрость, — опять нашелся что ответить Пуган.

—  Молодец, Пуган-батыр! — похвалил его царь. — Отныне ты для меня самый близкий человек во всем государстве.

Солдатам из царской охраны было приказано пристрелить кабана, после чего убитый зверь был торжественно привезен в столицу.

Наступила для Пугана райская жизнь. На правах самого сильного богатыря в государстве он мог делать, что только ему было угодно, а мог и ничего не делать. Больше-то всего он как раз ничего и не делал, и безделье уже начало ему наскучивать.

Но на ту пору царю объявил войну соседний король.

Король подошел со своим войском почти к самому царско­му лесу, а впереди войска поставил трех богатырей. И получи­лось так, что прежде, чем царскому войску сразиться с коро­левским, надо было сначала победить этих богатырей.

Царь кликнул клич и собрал самых сильных и отважных людей государства.

—  Кто победит королевских богатырей — тому мой царский почет и вечная слава! — обращаясь к своим богатырям, сказал царь.

Стоят богатыри, с ноги на ногу переминаются, идти на бой с чужеземными силачами не решаются.

—  Что ж, если они все такие стеснительные, — с усмешкой сказал Пуган, — придется мне идти.

—  Где тебе, зайчику, с богатырями биться? — в свою оче­редь начали насмехаться над Пуганом богатыри. — От одного ихнего удара ты и костей не соберешь.

—  Посмотрим, кто из нас заяц и кто костей не соберет, — выдержав насмешки, ответил Пуган.

—  Я на Пугана надеюсь больше, чем на любого из вас, — взял Пугана под защиту царь. — Он уже не раз показывал свою богатырскую силу. Надеюсь, что он покажет себя и теперь.

Обнял царь на прощанье Пугана, и тот пошел в лес, на опушке которого стояли чужеземные богатыри.

Дошел Пуган до места, дождался вечера и, затаившись в кустах, стал подсматривать за богатырями.

Богатыри, должно быть, от безделья, бражничали. Они си­дели вокруг большой бочки и ковшами пили вино. Осушив боч­ку и изрядно опьянев, они, где сидели, там же и повалились спать.

Как только они уснули, Пуган снял с себя рубашку, наклал в нее камней и взобрался на ближний к уснувшим богатырям дуб. Поудобней устроившись на толстом суку, он изо всех сил бросил камень на голову одного богатыря. Тот вскочил, схва­тился за голову и пнул рядом спящего товарища:

—  Что ты сделал с моей головой?!

Товарищ, спросонья, не успев ни в чем разобраться, схва­тил оказавшуюся под рукой железную палку и огрел ею первого богатыря.

От шума проснулся и третий.

—  Что случилось? Что вы шумите и не даете спать? — за­орал он и принялся колотить обоих.

Тут уж началась между богатырями настоящая битва. Би­лись-бились. Устали драться на кулаки, стали охаживать друг друга деревьями, которые тут же вырывали с корнем. Нако­нец, все выбились из сил и снова повалились спать.

Как только богатыри уснули, Пуган спустился с дуба и ле­жавшим около бочки мечом очень легко разделался с чужезем­цами.

К утру Пуган был уже в царском дворце и докладывал царю, что победил вражеских богатырей.

—  Как же это тебе удалось? — по привычке спросил любо­знательный царь.

—  А очень просто, — не моргнув глазом, ответил Пуган. — Пришел на ихнюю богатырскую заставу и вызвал всех троих на бой. Правда, подходящего оружия у меня в руках не ока­залось, так что пришлось вырывать из земли деревья и бить ими.

—  Не врешь ли? — на этот раз засомневался и царь.

—  Не веришь — пойди посмотри, — ответил Пуган. Поехали, посмотрели. Действительно, головы богатырей ле­жат рядом с вывороченными деревьями.

После этого царским войскам уже ничего не стоило разбить армию соседа-короля: молва о победе над королевскими бога­тырями нагнала на всю армию такого страху, что она сразу же сложила оружие.

А Пугана царь сделал главнокомандующим над своими войсками и выдал за него свою дочь.

С тех пор прошло много лет. Пугана давно уже нет на све­те, а его слава знаменитого богатыря живет в народе и по сей день. Если бы не жила — откуда бы и этой сказке взяться?!

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Лазарь Лазарич и Иван Иваныч

Давным-давно жили да были в одном селении старик со старухой. Детей у них не было и они просили бога, чтобы он дал им хотя бы одного на утешение в старости. Бог услышал их мольбы, смилостивился, и в скором времени ро­дился у них сын. Назвали его, как и отца, Иваном.

Рос мальчик не по дням, а по часам. Когда ему исполнилось три года, он выглядел уже как десятилетний.

Однажды мальчик сидел у окошка и глядел на улицу. Там играли соседские дети. Мальчик стал проситься у родителей, чтобы они его тоже отпустили поиграть со сверстниками. Те отпустили. Редко выходивший на улицу мальчик не только не имел друзей, но и вообще плохо ладил с деревенскими ре­бятишками. Вот и на этот раз стоило только ему выйти, как сверстники стали над ним насмехаться: и рост, мол, у тебя большой, и руки слишком длинные. Мальчик рассердился и на­чал колотить своих обидчиков. Кто отделался легким ушибом, а у кого-то руки или ноги оказались поломанными, кто-то ре­бер не досчитался.

На крик и плач ребятишек выбежали из домов их родители. Вышли на улицу и старик со старухой. Родители детей начали ругать их за то, что они так плохо воспитывают своего сына.

—  Один-единственный ребенок, а вы за ним углядеть не можете, — кричали разгневанные родители.

—  Полюбуйтесь, как он наших детей покалечил! Досталось и мальчику.

—  Зачем их трогал — разве не видишь, что ты ростом и силой им не ровня?!

Особенно громко кричал один мужик с рыжей бородой.

—  Вы еще с ним разговариваете? — напустился он на своих соседей. — Да знаете, как поступают с такими разбойниками...

Никто так и не узнал, как надо поступить с мальчиком, потому что в следующую минуту со словами: «Ты замахивался на моих родителей, а теперь и на меня...» мальчик схватил кри­куна за его рыжую бороду и подбросил вверх. Крикун взлетел так высоко, что его и не видно стало, потом упал на луговину за деревней. Яма, которую он выбил при падении, тут же за­полнилась водой. Был человек — не стало человека.

Все поняли, что так разговаривать с мальчиком не только бесполезно, но и опасно. И стали упрашивать родителей, чтобы они отослали от себя сына-силача. Погоревали-погоревали ста­рик со старухой, а делать нечего — начали собирать сына в дорогу. Благословили его на дальний путь, дали с собой кара­вай хлеба. Сын трижды обошел стол, за которым обедали, ска­зал отцу с матерью: «Прощайте, я вас больше не увижу и вы меня — тоже», обнял их на прощанье и ушел.

Долго он шел. Сначала считал, сколько дней да недель, а потом и со счету сбился. И на всем долгом пути не встретилось ему ни одной живой души, ни зверя, ни птицы. Может, год прошел, а может, три минуло. Идет он лесом, грызет послед­нюю горбушку родительского каравая и видит — большой дом стоит, семью стенами окруженный. Снаружи идет стена дере­вянная, за ней — оловянная, третья стена — железная, четвер­тая — медная, пятая — серебряная, шестая — золотая и седь­мая — стеклянная, вся в драгоценных камнях. Сам дом в длину и ширину по семь сажен, с семьюдесятью семью окнами, с со­рока одной дверью.

Походил парень вокруг, подивился: построить такой дом людям не под силу, уж не сам ли господь-бог его создал? По­том перемахнул одну стену, да другую, да третью — все семь оград одолел Иван и к дому подошел. Открыл одну дверь — никого нет, открыл другую — то же, третью, четвертую, соро­ковую дверь открыл — никого не встретил. Только на лавке перед сорок первой дверью лежал большой богатырский шлем. Растворил парень последнюю, сорок первую, дверь и увидел старого слепого богатыря.

—  Как живешь-можешь, на весь свет славный дедушка? — поприветствовал Иван.

—  Благодарствую, пока жив-здоров, добрый молодец, — от­ветил богатырь. — Желаю тебе, Иван, тоже прославиться на весь свет.

Посидели, помолчали. Потом богатырь спросил:

—  Зачем пришел, парень?

—  Пришел в гости, дедушка, — ответил Иван.

—  Коли так — проходи, угощать буду.

Богатырь провел парня в соседнюю комнату, усадил на золотой стул, за алмазный стол. На столе стояли разное питье и всевозможные яства. Богатырь налил парню из одной бутылки, а после того, как тот выпил, спросил:

—  Сколько чувствуешь в себе силы?

—  Если бы дали столб от земли до неба, то у меня хватило бы  силы этим  столбом  перевернуть  землю, — ответил Иван.

Богатырь открыл другую бутылку, налил из нее и подал Ивану. Но тот не стал пить, сказав, что родился он на свет один раз и пьет тоже только один раз.

Тогда богатырь ему говорит:

—  У меня есть конюшня из меди и олова, в конюшне двенадцать дверей и каждая дверь заперта на двенадцать зам­ков. В той конюшне стоит гнедой, со звездочкой во лбу, конь. Его пока никто не смог оседлать. Если ты откроешь замки и двери, я дам тебе этого коня. Если же сделать этого не суме­ешь — пеняй на себя.

Вышли они из дома, подошли к конюшне. Собрал Иван всю свою силу в кулак, размахнулся на всю ширину своего богатырского плеча и ударил по конюшне. Загудела, загремела медно-оловянная конюшня и рухнула — едва конь успел из-под обломков выскочить. Прыгнул Иван на гнедого коня, оказал богатырю: «Прощай», — да и был таков.

За один миг перелетел конь с Иваном все семь стен вокруг дома. И еще мчался семь дней и семь ночей без отдыха. На восьмой день увидел Иван разбитое войско. Лежат мертвые во­ины, все поле собой устлали.

—  Есть ли тут живые или все мертвые? — крикнул Иван.

—  Мертвых больше, живых мало, — было ему ответом.

—  Кто разбил это войско? — спросил Иван.

—  Лазарь Лазарич, — ответили ему оставшиеся в живых.

—  Давно ли он проходил здесь?

—  Давно.

Решил Иван догнать Лазаря Лазарича. Скачет он, скачет, на пути еще одно разбитое войско встречает. Опять спраши­вает:

—  Есть кто живой?

—  Мало, но есть, — ему отвечают.

—  Кто вас побил так?

—  Лазарь Лазарич.

—  Из-за чего война была?

—  Из-за дочери царя Солнца.

—  Что, так красива его дочь?

—  Красавица неописуемая: сквозь двенадцать сарафанов ее белое тело видно, сквозь тело кости видны, сквозь кости мозг просвечивает.

—  Далеко ли Лазарь Лазаревич успел уйти?

—  Наверно, далеко.

Во всю прыть пустил Иван своего гнедого коня. Гнался-гнался за Лазарем Лазаричем, догнал. Видит — отдыхает бо­гатырь в чистом поле; рядом с собой воткнул в землю свой богатырский меч, за него привязал коня, а коню дал пшеницу в золоченой торбе.

Сколько времени прошло с тех пор, как Иван сел на своего гнедого, а еще ни разу покормить его не довелось. Он отвязал коня Лазаря Лазарича, отогнал в сторону, а своего гнедого подвел к торбе с пшеницей.

Проснулся богатырь, увидел рядом с собою чужого коня, закричал в великом гневе:

—  Кто посмел отвязать моего коня и привязать своего?

—  Ну я, а только надо ли так громко кричать, — ответил Иван. — Давно гонюсь за тобой и догони раньше — может, те­бя бы и на свете уже не было. Так что считай: тебе повезло.

—  Ну нет, не от тебя моя голова с плеч упадет, — сказал Лазарь Лазарич.

—  А от кого же? — спросил Иван.

—  Где-то далеко-далеко отсюда родился богатырь Иван Иваныч — от него, — ответил Лазарь Лазарич. — Но он еще совсем молодой и сюда не скоро доедет.

—  Я и есть богатырь Иван Иваныч. Удивился Лазарь Лазарич словам Ивана.

—  Как же ты так быстро смог приехать в такую даль? — не­доумевал богатырь. — С тех пор, как я выехал из дома, прошло сорок лет, и если я в эти места приехал только через сорок лет — как же ты успел здесь очутиться, если и родился-то сов­сем недавно? Я думал, ты еще только-только сполз с колен ма­тери и учишься ходить...

Подивился богатырь, похвалил резвость гнедого коня, а по­том говорит:

—  Ну, если ты и в самом деле Иван Иваныч, давай будем силой меряться. Сначала каждый из нас на сто верст отпятит­ся, а уж потом поскачем друг другу навстречу и сразимся. Кто кого с коня сшибет, тот и будет настоящим богатырем.

Разъехались в разные стороны на сто верст богатыри, по­том понеслись друг другу навстречу, сшиблись, и выбил Иван из седла Лазаря Лазарича.

Тот пощады запросил:

—  Оставь мне жизнь, буду твоим названным меньшим бра­том.

Подал руку побежденному богатырю Иван, поднял с земли, и поехали они вместе к царю Солнца.

Еще издали увидел царь Солнца в подзорную трубу двух богатырей и выслал против них целое войско. Иван Иваныч со своим меньшим братом Лазарем Лазаричем разбили войско до последнего солдата и, как ни в чем не бывало, продолжили свой путь.

Царь с царицей в страхе попрятались. А дочь поду­мала: «Меня-то, наверно, не тронут», — и вышла навстречу бо­гатырям.

Подъезжают Иван Иваныч с Лазарем Лазаричем к царскому дворцу, видят на крыльце царскую дочь. И впрямь двенадцать сарафанов на ней и через все двенадцать тело видно, через те­ло кости видны, а сквозь кости мозг просвечивает.

—  Эх, Иван, Иван, — качает головой царевна, — стоило ли из-за меня столько войска губить?!

—  А зачем надо было твоему отцу то войско против нас высылать? — сказал Иван Иваныч. — Пусть радуется, что жив остался. Куда со страху спрятался, зови его.

Позвала царевна отца с матерью. В тот же день и свадьбу играть начали. Лазарь Лазарич со стороны жениха дружкой был. А Иван сидел рядом с царевной и ее необыкновенной кра­сотой любовался.

Три дня свадебный пир продолжался. А на четвертый день, когда Иван остался со своей молодой женой наедине, она ему сказала:

—  Все считают меня красавицей, а ведь дочь царя Салтана куда красивее меня.

Обидно стало Ивану: если так, зачем, спрашивается, он с Лазарем Лазаричем целое войско положили? А еще и захотелось ему увидеть девушку, которая была бы красивее дочери царя Солнца.

—  Не знаю, увидимся мы еще или нет, а сейчас я ухожу от тебя, прощай, — сказал он молодой жене, сел на коня и вместе с Лазарем Лазаричем уехал.

Долго ли, коротко ли едут богатыри, во владения царя Салтана приехали. Увидел их царь Салтан в подзорную трубу, собрал военный совет и на том совете было решено выслать на­встречу богатырям войско. Какой-нибудь час продолжалась битва, и все войско под мечами богатырей легло на месте.

Поглядел еще раз царь Салтан в свою подзорную трубу, видит — было войско и нет его. Схватился за голову Салтан: что делать? Думал-думал, ничего не придумал. Вместе с цари­цей спрятался во дворце, а дочь послал встречать богатырей.

Подъехали богатыри к царскому дворцу, неописуемой кра­соты царевна выходит им навстречу. И то же самое, что им уже приходилось слышать, говорит:

—  Эх, Иван, стоило из-за меня губить целое войско?

—  Не посылал бы отец того войска, оно бы целым было, — ответил Иван. — Отцу эти слова говори.

—  Теперь вижу: ты не только храбрый, но и умный, и я со­гласна выйти за тебя замуж,— сказала царевна.

—  Я все делаю по одному разу, — ответил Иван. — Один раз родился, один раз женился, второй — не могу. Вот у меня меньшой брат есть — выходи за него замуж.

Взглянула дочь царя Салтана на Лазаря Лазарича — чем не жених? — согласилась. Ну, а о богатыре и говорить не надо — где еще он найдет такую писаную красавицу: у нее сквозь две­надцать сарафанов не только все тело видно — видно еще и как кровь от сердца по жилочкам бежит...

Позвала царевна родителей, и в тот же день жених с невес­той сели за свадебный стол.

Иван после свадьбы попрощался с молодыми и поехал своей дорогой дальше.

Едет и думает: есть ли на свете еще хоть один такой же бо­гатырь, как он, или нет? И только он так подумал, увидел у дороги большую-пребольшую Голову в шлеме. «Может, разо­гнаться да растоптать конем?» — пришло ему в голову. Но в это время Голова так рявкнула, что земля кругом задрожала и сам Иван едва на коне удержался:

—  И не думай, Иван, не тебе меня пересилить!

—  Кто же тебя пересилит, если не я? — смело спросил Иван.

—  Если даже сам волшебный царь пошлет на меня за семь­сот верст отсюда огонь, и то за пятьсот верст огонь погаснет.

Сообразил Иван, что ссориться ему с Головой не с руки, лучше держаться вместе, заодно.

—  Если ты в себе такую силу чувствуешь, — сказала Голова, — я тебе скажу, куда ее приложить можно.

—  Скажи, — ответил Иван.

—  Поезжай к волшебному царю и сослужи вот какую службу, — так начала Голова. — Царь выйдет к тебе навстречу и спросит: зачем пожаловал? А ты скажи, пришел в гости. Если в гости, то проходи в дом, предложит хозяин, чай пить бу­дем. А потом он скажет, что у него есть сад с золотыми ябло­ками и поведет тебя туда. Ты соглашайся: айда, скажешь, по­смотрим. Но только выходи в сад при всем том, в чем ты к волшебному царю приедешь. Сабля у тебя есть, ты ее пристегни на пояс с левой стороны, а из-под меня возьми обоюдоострый меч и держи его в правой руке. Если хозяин спросит, почему ты так по-военному одетый и вооруженный с ним в сад идешь, ты ответь, что все, мол, наши войска так ходят и ты хочешь показать людям, как и чем вооружены наши войска. А как только выйдешь с ним в сад, сразу же заруби его и вынь сердце из груди.

Взял Иван у Головы обоюдоострый меч и поехал на своем гнедом коне к волшебному царю.

Долго ли, коротко ли ехал — в волшебное царство приехал. Такого дворца, в каком жил волшебный царь, видеть Ивану еще не приходилось — так он был богат и прекрасен.

Царь вышел навстречу Ивану, спрашивает:

—  Зачем пожаловал?

—  В гости пришел, — отвечает Иван.

—  Если в гости — проходи в дом, гостем будешь, — говорит волшебный царь.

Вошли они во дворец. Усадил царь Ивана за стол, всякими яствами уставленный, пьют чай, разговаривают:

—  У меня есть сад с золотыми яблоками, хочешь посмот­реть? — спрашивает хозяин.

—  Отчего же не посмотреть, — отвечает Иван. — Айда, по­смотрим.

Когда выходили из гостиной комнаты, Иван повесил на пояс оставленную у двери саблю, взял в руку обоюдоострый меч.

—  Зачем ты все это с собой берешь? — спросил царь.

—  А у нашего русского царя все солдаты в таком снаря­жении ходят, — ответил Иван, — вот я и хочу твоим боярам да генералам показать.

Вышли они в сад. На деревьях и в самом деле золотые яб­локи висят. Но Иван не столько на яблоки смотрит, сколь удоб­ный момент выбирает, чтобы незаметно на волшебного царя свой обоюдоострый меч поднять. Выбрал такую минуту, зару­бил волшебного царя, вынул из груди сердце и в платок завер­нул.

Дело сделано, можно и назад, к Голове, возвращаться. Прискакал Иван к Голове, развернул платок с сердцем вол­шебного царя. Обрадовалась Голова, духом воспрянула:

—  Теперь, добрый молодец, сослужи мне вторую службу — принеси мое туловище.

Сказала Голова, где ее туловище лежит. Пошел туда Иван — гора горой лежит, не сразу сообразишь, как к этой горе и подступиться. Позвал Иван к себе на помощь коня, прита­щили они туловище к Голове. После этого взял он жир с серд­ца волшебного царя, помазал тем жиром голову и туловище и соединил их.

Опять Голова стала богатырем. Поблагодарил богатырь Ивана за службу и говорит:

—  Это царь Змей Горыныч, когда я спал, мою голову от туловища отделил. Теперь пойдем, отомстим ему.

Согласился Иван идти с богатырем — вдвоем все лучше, чем одному. Да и со Змеем Горынычем охота силой померяться.

Пришли они во владения царя Змея. Вышел им навстречу Змей Горыныч и вместо «здравствуй» сразу же:

—  Зачем пришли? Чтобы я съел вас обоих?

—  Не съешь, подавишься, — отвечает ему Иван.

—  Этого богатыря я знаю, — показал на Иванова товарища Змей, — а тебя вижу в первый раз. Ты что, тоже богатырь?

—  Да, богатырь, — отвечает Иван.

—  Ну пусть вы оба богатыри, а все равно не вам со мной тягаться, — бахвалится Змей Горыныч.

—  Если не нам, так кому же с тобой бороться? — допыты­вается Иван.

—  А тот, с кем я буду силой меряться, еще только недавно родился, еще только с колен матери, наверно, слез и ходить учится, — отвечает Змей.

—  Уж не про богатыря Ивана Иваныча ли ты говоришь? — догадался Иван.

—  Про него самого, — подтвердил Змей.

—  Так вот он перед тобой и стоит, — Иван сделал шаг впе­ред.

—  Что же, если не врешь, будем биться, — согласился Змей. — Только сначала давай покурим.

Сели, закурили. У Змея Горыныча двенадцать голов и он сразу двенадцать цигарок курит. Иван — одну, богатырь Голо­ва — ни одной.

Покурили.

—  Теперь начнем, — говорит Змей. — Ты — первый.

—  Не я, а ты бахвалился, ты и начинай, — отвечает Иван.

—  Ты — мой гость, тебе почет и уважение, — настаивает Змей.

Не стал больше препираться Иван, размахнулся обоюдоострым мечом и за один раз одиннадцать голов Змея срубил.

Остался Змей с одной головой; и совсем мертвым себя счи­тать не считает, и живым — тоже.

—  Отруби, Иван Иваныч, и двенадцатую, чтобы мне не му­читься, — просит он богатыря.

—  Скажи, что у тебя в доме самое дорогое, тогда и отруб­лю, — отвечает Иван.

—  За дверью стоит одиннадцатисаженной толщины чугунный столб, — сказал Змей, — под этим столбом — стеклянный сун­дук, в том сундуке серебряный свисток. Если свистнешь в этот свисток — все кругом зазвенит-запоет на семьдесят семь голо­сов. Дороже этого свистка у меня ничего нет.

Иван отрубил и последнюю голову Змея, а потом вместе с богатырем-Головою пошел в дом. Повалили они чугунный столб, достали из сундука серебряный свисток. Свистнул Иван в тот свисток и все кругом запело-зазвенело на семьдесят семь голосов.

Услышала свисток дочь Змея Горыныча, вышла к богаты­рям, говорит:

—  Осилил ты, Иван, моего отца-батюшку, теперь можешь брать меня в жены.

—  Один раз я уже женат, второй раз не могу, — отвечает

Иван. — Вот пришел со мной богатырь Голова, выходи за него, а я у вас на свадьбе посаженным отцом буду.

Взглянула дочь Змея Горыныча на Иванова товарища — чем не жених? — согласилась.

Сыграли свадьбу, Иван попрощался с молодыми и поехал дальше своей дорогой.

Едет он и сам с собой рассуждает:

—  Со всеми богатырями в окрестных царствах-государствах силой я померялся, всех победил. Не хватит ли по белу свету шататься? Не сделаться ли в каком-нибудь царстве-государстве царем — а для меня это так же просто, как два раза чихнуть — и не пожить ли спокойно, делая людям добрые дела?

Оказано — сделано. Стал Иван царем, построил себе не­обыкновенной красоты дворец, живет-поживает, своим царством по справедливости управляет.

Долго ли, коротко ли он так пожил, однажды вышел на балкон, посмотрел окрест в подзорную трубу — всадника на своем царском поле увидел.

—  Кто это мое поле конем топчет? — подивился смелости того человека царь Иван. — Пойду-ка посмотрю на храбреца.

Встретил он пришельца и только хотел спросить, кто он и откуда, как увидел на безымянном пальце правой руки знако­мое обручальное кольцо. Такими кольцами обменялись они с женой, когда их венчали.

—  Где ты нашел это кольцо, добрый молодец? — спросил царь Иван у приезжего.

—  Мать подарила, — ответил тот. Удивился и обрадовался царь Иван:

—  Выходит, ты — мой сын, а я — твой отец. Вот погляди, у меня на этом же пальце второе такое кольцо.

Обрадовался и сын, что встретил отца. Обнялись они, поце­ловались, а потом сын говорит:

—  Напал на нас царь Салтан со своим войском, мать вместе с дедушкой и бабушкой в темнице запер и глаза им выко­лол, меня тоже едва жизни не лишил.

—  Как же так? — вскричал царь Иван. — Салтанов зять — мой меньшой брат Лазарь Лазарич — не мог такого допустить!

—  Лазарь Лазарич, говорит, поехал тебя, старшего брата, навестить, а Салтан тем временем на нас и напал, — сказал сын.

Царь Иван накормил-напоил сына, а потом они сели на коней и поскакали в царство вероломного Салтана.

Салтаново войско как только завидело царя-богатыря Ива­на, так сразу же, без боя, сдалось в плен. Самому Салтану пришлось головой поплатиться за свое вероломство.

А когда освободили из темницы жену Ивана и ее родителей, смазали им глаза жиром сердца волшебного царя, и они стали видеть даже лучше, чем раньше.

После этого съездил Иван и за своими родителями, привез их в свой царский дворец и еще долго, говорят, царствовал. Весь свет знал царя-богатыря, молва о нем и до наших дней, как видите, докатилась.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Иван

Жили-были мужик да баба. Уже на старости лет ро­дился у них сын. Назвали его Иваном. Не успел сын научиться ходить, мать умерла. Отец в недолгом времени же­нился еще раз. От второй жены родилось три девочки.

Мачеха сразу же невзлюбила Ивана, а когда он подрос и начал ходить в школу, стала подумывать, как бы и вовсе сжить его со свету.

У Ивана было два любимца: жеребенок и кудлатый щенок. Он постоянно играл с ними, кормил и холил. И когда возвра­щался из школы, каждый раз сначала бежал к жеребенку, по­том играл с собакой и только потом уже заходил в дом.

Думала-думала мачеха, как погубить пасынка, и вот что придумала. Она испекла для него лепешки, подмешав в тесто яду. Съест, мол, парень такую лепешку и отдаст богу душу.

Иван в тот день, как всегда, придя из школы, завернул к своему любимому жеребенку. Пришел в хлев, а жеребенок стоит в нем чем-то опечаленный.

—  Жеребенок, ты что такой печальный? — спросил Иван.

—  Как же мне не быть печальным, — отвечает жеребе­нок. — Мачеха хочет отравить тебя: она испекла для тебя ле­пешек с ядом.

—  Что же мне делать? — спрашивает Иван.

—  Ты возьми лепешку, сделай вид, что ешь, а сам выйди из дома, а лепешку отдай щенку, — сказал жеребенок.

Иван вошел в избу.

—  Ах, дитя, ты, наверно, голоден, — залебезила перед ним мачеха, — на-ка вот я тебе лепешку испекла, поешь ее.

Иван берет лепешку и, делая вид, что ест, выбегает во двор. Щенок уже поджидал его, и Иван отдал ему лепешку, щенок поел лепешку и его тут же начало рвать.

Иван не сразу вернулся в избу, а какое-то время гулял со своими сверстниками. А когда пришел домой, мачеха очень удивилась.

«Как же это он сумел остаться в живых?» — думает мачеха. И придумывает разделаться с пасынком другим более верным способом. На другой день она подвесила на тоненькой веревочке над дверью острый топор. Расчет был простой: па­рень придет из школы, хлопнет дверью и топор упадет ему прямо на голову.

Но Иван, как и всегда, прежде чем войти в избу, забежал к своему любимцу — жеребенку. Жеребенок опять стоял пе­чальный.

—  Что ты опять стоишь такой печальный? — спрашивает Иван.

—  Как же мне не быть печальным, — отвечает жеребенок, — если мачеха по-прежнему хочет во что бы то ни стало погубить тебя. Она повесила над дверью топор, и как только ты захлоп­нешь дверь, топор упадет и разобьет тебе голову.

—  Что же делать? — спрашивает Иван.

—  Ты возьми с собой щенка, открой дверь и пусти его вперед, — сказал жеребенок. — А как только собака войдет в избу, сильно хлопни дверью, сам же оставайся в сенях.

Иван позвал щенка и повел в избу. Как только щенок пе­реступил порог, Иван сильно захлопнул дверь, топор грохнул­ся и размозжил бедной собаке голову. Лишь после этого вошел в избу и сам Иван.

Мачеха из себя выходит: «Как же это пасынку удается избегать неминуемой смерти? Тут что-то не так». И в конце концов идет за советом к знахарке.

—  Так и так, — говорит она знахарке. — Остался от первой жены моего мужа парнишка. Парнишка непутевый, никудыш­ный. Я пробовала и так и этак избавиться от него, а ничего у меня не получается.

Знахарка говорит мачехе:

—  У него жеребенок знает колдовство. Так что сначала на­до прикончить жеребенка, потом легко будет разделаться и с мальчиком.

Вернулась мачеха домой и ну зудеть мужу: заколи да заколи жеребенка. И кусает будто он ее, и лягает и вообще никакого житья от него нет. Жаль было мужу жеребенка, Да что поделаешь, пришлось уступить настояниям жены.

Ушел наутро Иван в школу, а отец начал вить веревку, что­бы покрепче привязать жеребенка, когда станет его колоть.

Вернулся Иван домой и перво-наперво идет к жеребенку. Тот стоит горем убитый, из глаз слезы катятся.

—  Что ты такой? — спросил Иван. — Что случилось?

—  Пока еще не случилось, но скоро случится, — сказал жеребенок. — Мачеха ходила к знахарке, та ей сказала, что тебя от смерти спасаю я, так что, мол, сначала надо разде­латься с жеребенком, потом легко будет прикончить и тебя. Сейчас отец твой в избе вьет веревку, чтобы покрепче привя­зать меня, когда будет колоть.

—  Что же нам делать? — заплакал с горя и Иван.

—  Ты попробуй вот что сделать, — говорит жеребенок, — Иди в избу и скажи отцу: я вырастил жеребенка, ухаживал за ним, позволь мне последний разочек прокатиться на нем по двору. Отец разрешит, и ты скорей садись на меня, а когда сядешь, хлестни меня, как следует...

Иван вошел в избу. Видит: отец вьет веревку.

—  Зачем тебе понадобилась веревка, отец? — спрашивает Иван.

—  Да вот жена упросила заколоть жеребенка, — отвечает отец, — веревка может понадобиться.

Иван заплакал.

—  Разреши мне, отец, последний раз прокатиться на моем любимом жеребенке, — просит он отца. — Ведь я больше всех ухаживал за ним, я вырастил его.

—  Что ж, прокатись, сынок, — отвечает отец.

Иван вышел во двор, оседлал жеребенка, вскочил на него и стегнул ремнем. В мгновение ока жеребенок перескочил через ворота и, как ветер, помчался по полю. Мачеха спохватилась, послала погоню, да было уже поздно: ни один конь не смог догнать жеребенка.

На пути Ивану с жеребенком попалось свиное стадо. Же­ребенок приостановился и сказал:

—  Ты, Иван, сходи к пастуху и попроси его зарезать одну свинью. Мясо отдай пастуху, сам возьми лишь один пузырь. Я подожду тебя здесь у дороги.

Иван сделал так, как велел жеребенок, вернулся к нему со свиным пузырем.

—  А теперь надень пузырь на голову, — оказал ему жере­бенок.

Иван надел пузырь, опять сел на жеребенка и они помча­лись дальше.

Ехали они, ехали, до большого города доехали. Жеребе­нок остановился и говорит Ивану:

—  В этом городе живет царь. Ты иди к царю, нанимайся его царский сад сторожить, а я останусь здесь. Если понадоблюсь — только свистни, и я стану перед тобой, как лист перед травой.

Отправился Иван к царю и нанялся сторожить сад. В саду был шалаш. Ночью Иван ходил по саду, а днем, с утра до вечера, спал в шалаше. Если его кто-то о чем-нибудь спраши­вал, он всегда отвечал: «Не могу знать».

У царя было три дочери-невесты. Но, вместо ожидаемых сватов, вдруг приходит известие, что в такой-то день старшая дочь будет съедена трехглавым черным змеем.

Вся царская семья, все царские слуги и министры впали в безысходное горе. Царь шлет гонцов во все концы своего царст­ва и через них объявляет: «Кто спасет мою старшую дочь, за того я ее и выдам замуж».

Наступил назначенный змеем день. Все пошли на озеро за царским садом. Впереди шли молодцы-удальцы, пожелавшие сразиться со змеем и породниться с царем.

Вот из озера с шипением выплыл трехглавый черный змей. И всех молодцов, как ветром, сдуло. Видя это, Иван выскаки­вает из шалаша и громко свистит. В ту же минуту является уже оседланный и с саблей сбоку седла жеребенок. Иван сни­мает с головы пузырь — раньше волосы у него были медно-рыжими, а теперь стали золотыми — вскакивает на жеребенка и с саблей в руке мчится к озеру. Одним взмахом он срубает все три головы змея. И не успел никто опомниться, как Иван уже вернулся в сад, надел на голову пузырь и лег в шалаше, а жеребенка отпустил в поле.

Мимо шалаша проходили царские дочери и не удержались, чтобы не укорить Ивана:

—  Спишь целыми днями, Иванушка-дурачок, даже не при­шел поглядеть, как добрый молодец змея убил.

—  Не могу знать,— ответил им Иван.

Проходит какое-то время и, как снег на голову, падает на царя новое известие: в такой-то день средняя дочь будет съеде­на семиглавым змеем.

Опять стон и плач стоит в царском дворце. Опять призывает царь молодцов-удальцов вступиться за свою дочь и обещает отдать замуж за того, кто ее спасет.

Но наступает назначенный день, с шипением выплывает из озера семиглавый черный змей, и опять молодцы-храбрецы, при виде змея, ударились в кусты.

Иван вышел из шалаша, свистнул жеребенка, а когда тот примчался, снял с головы пузырь и поскакал к озеру. Первым ударом Иван срубил пять голов змея. Змей, в свою очередь, ударил хвостом Ивана и сломал ему безымянный палец. Сама царская дочь подбежала к Ивану и своим платочком перевязала ему палец. Иван еще раз замахнулся саблей и отрубил послед­ние две головы змея. А пока все кругом от радости и удивле­ния ахали да охали, Иван пустил жеребенка в поле, а сам залез в шалаш, надел на голову пузырь и лег спать.

Опять проходили мимо шалаша царские дочери и опять посмеялись над Иваном:

—  Спит дурачок и ничего не видит, ничего не слышит.

Уставший после боя со змеем, Иван и в самом деле не слышал, что говорили царевны. Он уже крепко спал.

Но тут средняя дочь вдруг увидела на пальце Ивана свой платочек, да и пузырь, второпях, Иван надел не очень акку­ратно — из-под него видны были, золотые волосы. Царевна ис­пугалась и подумала: «Неужели мне придется выходить замуж за этого дурачка?»

Но страхи царевны оказались напрасными. Среди молодцов-удальцов, как и в первый раз, нашелся такой, который ут­верждал, что змея убил именно он. Царь отдал старшую и сред­нюю дочь за их ложных спасителей.

Проходит еще какое-то время, и новое известие повергает в печаль и уныние весь царский двор: в такой-то день двенадцатиглавый змей съест младшую дочь. Плачут слуги, рыдают мать с отцом.

И опять раздается клич на все царство:

—  Кто спасет мою дочь, тот и будет ее мужем.

Младшая дочь была красоты неописуемой; съехавшиеся со всего царства молодцы-удальцы обещают царю: спасем, обяза­тельно спасем!

Но вот настал назначенный день, из озера выплыл с шипе­нием двенадцатиглавый змей, и храбрецы, враз забыв свои громогласные обещания, попятились назад.

Иван вышел из своего шалаша, вызвал жеребенка, а когда тот примчался, сел на него и с саблей в руке полетел на озе­ро — только золотые волосы на ветру развеваются.

С первого замаха Иван и на этот раз срубил пять голов змея. Змей ударил его огромным хвостом и вбил по пояс в землю. Земля на берегу озера была мягкой, и Ивану удалось выбраться на новое место. Опять размахнулся он саблей и сру­бил еще пять голов. Змей, в свой черед, еще раз ударил Ивана и загнал его в грязь по самые плечи. Как знать, может, и не выбраться бы Ивану, не помоги ему кое-кто из осмелевших молодцов. А уж как только выбрался, рубанул из последних сил саблей и срубил последние две головы змея.

Крик всеобщей радости прокатился над озером. Все кину­лись благодарить золотоволосого удальца, победившего страш­ного змея. А только от победителя и след простыл. Иван вско­чил на своего быстроногого жеребенка, да и был таков. У ша­лаша надел на голову пузырь и завалился спать.

Опять мимо шалаша идут с озера царевны и качают голо­вами:

—  Наш Иван и нынешнее сражение со змеем проспал. Приходят дочери к отцу, а там уже сидит удалец-молодец и в грудь себя колотит:

—  Это я спас царскую дочь, я победил змея!

Царь надевает ему на палец колечко дочери, и начинается свадебный пир.

В самый разгар свадебного застолья царь вспомнил про своего садового сторожа Ивана и говорит:

—  Сходите-ка в шалаш, позовите сюда и Иванушку-дурач­ка. Сегодня для всех радостный день, пусть и он с нами вместе порадуется-повеселится.

Пошли звать Ивана, Иван не идет. «Не могу знать», — гово­рит. Посылает царь за сторожем второй раз. «Не могу знать», — отвечает Иван и на второе приглашение. И только тогда, когда пришли его звать в третий раз, Иван вышел из шалаша, сорвал с головы пузырь так, что он лопнул, и золотые волосы Ивана рассыпались по плечам, после этого вызвал своего жеребенка и вскочил на него.

Сначала Иван сделал три круга по царскому двору. Сидит на жеребенке, держит перед собой завязанный платочком палец и время от времени встряхивает золотыми волосами: мол, уз­наете, кто бился со змеем? Понятное дело, все его узнали.

Доехал Иван третий круг, привязал жеребенка к коновязи и проследовал в царские палаты. И в них вошел с поднятым вверх завязанным пальцем.

Младшая дочь царя, как только увидела в дверях Ивана, сразу узнала его и сказала: — Вот мой спаситель! — подбежала к нему и поцеловала.

Царь, не долго думая, сорвал колечко с пальца молодца-лжеца и надел на палец Ивана, а самозваного спасителя ве­лел повесить.

Та же участь грозила и мужьям старших дочерей царя. Иван вступился за самозванцев: попросил царя отпустить их на все четыре стороны. Царь согласился.

После этого свадебный пир продолжался три дня и три ночи подряд. Я на том пиру был, вместе с Иваном мед-пиво пил.

А Иван, говорят, и по сей день живет с молодой женой счастливо.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.