"Спой, спляши и сказочку расскажи..."

Жили три брата: Юхаби, Юскаби и Юркаби. Старшие братья были умные, а младшего все считали дураком. Его так и звали дурак-Юркаби.

Раз пошли братья в лес дров на зиму заготовить. Мать-старуха положила им в плетеный из лыка кошель хлеба-соли и разной провизии для варева.

Приехали братья в лес, принялись за работу. Дуб за дубом валят, сучья очищают и в кучи складывают. День прошел — не заметили. Вечер наступил, вот-вот совсем стемнеет.

Воткнули братья топоры, начали ужин готовить. А только собрались разжечь костер, оказалось, что спичек-то у них нет, дома забыли. Как быть? Решили подняться на самый высокий дуб и посмотреть, не видно ли где огонька. Поднялся старший Юхаби, посмотрел — далеко-далеко на востоке мерцает огонек. Слез с дуба, пошел в ту сторону.

Долго ли, коротко ли он шел лесом, пришел к костру. Около него сидит маленький старичок, руки греет.

—  Не дашь ли, дедушка, огонька, костер разжечь, — по­просил Юхаби, — а то взялись ужин варить, а спички дома за­были.

—  Отчего же не дать, дам, — отвечает старик, — только ты прежде мне спой, спляши и сказку расскажи.

—  Ни петь, ни плясать я не умею, а сказки и подавно никогда не рассказывал, — говорит Юхаби.

—  Ну тогда для тебя у меня и огня нет, — сказал, как отре­зал, старик.

Вернулся Юхаби к братьям ни с чем. Пошел к старику за огнем средний брат — Юскаби. Сначала он тоже поднялся на высокий дуб, увидел, в какой стороне горит огонь, и пошел в ту сторону.

Приходит Юскаби к костру, просит у старика огонька.

—  Спой, спляши, сказку расскажи, тогда дам огня, — отве­чает и ему старик.

—  Не научили меня в детстве ни тому, ни другому, ни третьему, — говорит Юскаби.

—  Ну, тогда и огня для тебя у меня нет, — сказал старик. Вернулся к братьям и Юскаби с пустыми руками.

Настал черед идти за огнем младшему брату — дураку Юркаби.

Пошел было Юркаби наугад, но скоро с дороги сбился. За­лез на высокое дерево, осмотрелся, увидел на востоке, где уже заря заниматься начала, огонь горит. Спустился вниз, пошел на зарю. Приходит к костру. У костра старика видит. Покло­нился Юркаби старику в пояс:

—  Здравствуй, дедушка! Как живешь-можешь?

—  Спасибо, добрый молодец, живу потихоньку, — отвечает старик. — А ты далеко ли путь держишь?

—  Да приехали с братьями дров на зиму заготовить, целый день работали, а сейчас взялись ужин варить, а костер раз­жечь нечем, — объяснил старику Юркаби. — Вот и пришел по­просить у тебя огонька.

—  Что ж, огонька я тебе дам, — говорит старик, — только сначала покажи себя: спой, спляши, сказку расскажи.

Помолчал, подумал Юркаби, а потом так ответил старику:

—  Петь и плясать я не мастак, а вот сказку могу расска­зать, только — чур! — сиди и слушай молчком, если пере­бьешь меня — даешь пригоршню угольков и сто рублей в при­дачу.

Старик кивнул головой в знак согласия и приготовился слушать.

—  Как-то раз, — начал Юркаби, — когда моих родителей еще не было на свете, сел я на свою пегую кобылу, засунул за пояс топор и поехал в лес. Много ли, мало ли я ехал, огля­нулся — у моей кобылы задних ног нет, должно быть, топор выпал из-за спины и отрубил их. Делать нечего,   повернул я кобылу назад, чтобы найти ее вторую половину. Доезжаю до табуна, гляжу, а там, среди других лошадей, пасутся задние ноги моей кобылы. Ну, я подъехал к ним, составил с передни­ми и, для прочности, сколотил деревянными гвоздями. Даль­ше еду...

Старик слушает, свою белую бороду поглаживает. А Юркаби дальше рассказывает:

—  Долго ли, коротко ли я ехал, оглянулся назад — из мо­их гвоздей молодые дубки выросли. А один дубок такой высо­кий, что почти до самого неба дотянулся. Ну я, недолго думая, полез по этому дубу, поднялся на самую его макушку, гля­жу — как раз передо мной ворота, через которые на небо мож­но попасть. Вхожу я в эти ворота, иду по небу. Дорога гладкая, как ток. Посреди неба, вижу, красное дерево растет, а на де­реве невиданной красоты птица сидит: в ушах ее блестят серь­ги золотые, на руках браслеты жемчужные, на ногах башмач­ки хрустальные, пышный хвост радугой горит, глаза изумру­дами сверкают. «Какая красивая птица, — думаю, — вот бы поймать!» Но только руку протянул — птица куда-то исчезла и сразу стало темно, как в погребе...

Старик слушает, свою седую бороду поглаживает, а Юркаби дальше рассказывает:

—  Повернул я обратно, а ни дороги, ни своих следов в кро­мешной тьме не вижу. «Как бы до ворот добраться» — думаю. И только так подумал — рядом чудесная птица пролетела и все кругом осветила. Оказалось, что я около самых ворот и стою. Глянул вниз — не видно подо мной кобылы, куда-то пастись, наверное, убежала. «Как быть? — опять думаю. — Как бы с неба опять на землю спуститься?» Откуда ни возьмись, ветер поднялся и принес мне целую охапку соломы. Тут я вос­прянул духом; свил из той соломы веревку, привязал ее за не­бесные ворота и стал спускаться на землю. Долго мне при­шлось спускаться. Но вот веревка кончилась, а до земли еще далеко. Вишу на самом конце, ветер меня туда-сюда качает. Покачался я так, покачался, оборвалась веревка, и полетел я вниз. Думал, что на землю; а оказалось, попал в ад. Ну, а в аду, известное дело, черти на душах грешников дрова для котлов да навоз возят. И вот гляжу, дедушка, запрягают черти твою душу, а когда запрягли — заставляют меня на ней навоз возить...

—  Ну, уж это ты неправду говоришь, — не выдержал ста­рик. — Моя душа при мне.

—  Что ж, пусть при тебе и остается, — сказал на это Юркаби. — А угольков я у тебя наберу и гони сто рублей впридачу.

Покряхтел старик, почесал в затылке, а только уговор есть уговор. Дал он Юркаби пригоршню угольков и сто рублей в придачу.

С тем и пошел дурак Юркаби к своим умным братьям.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Злая жена

Жили старик со старухой. Детей у них не было. Старуха была сварливой и упрямой, старика ни во что не ставила, слова ему не давала вымолвить. До поры до времени старик терпеливо сносил старухино самодурство, делал все, что надо по дому, носил воду, кормил скотину, один управлялся и с полевыми работами.

Однажды кончились у них дрова. Старик запряг свою лоша­денку, взял топор и поехал в лес.

Ходит он по лесу, собирая сухой хворост, и в одном месте видит большую яму, заросшую травой. Трава такая густая, что за ней и ямы-то почти не видно. Ну да ее старик, может, и не заметил бы, не в яме дело. Главное, что вокруг ямы было красным-красно от земляники! «Дай порадую свою старуху», — по­думал старик, снял шапку и стал рвать ягоды. Нарвал полную шапку, уселся на хворост и поехал домой.

Не успел он еще и до дома доехать, старуха увидела, что он без шапки — и давай его ругать.

—  Не шуми, старуха, ты лучше погляди, какие вкусные ягоды я тебе привез, — сказал старик. — Рвать-то не во что было, вот в шапку и нарвал.

Старуха перестала ругаться, выхватила из рук старика шап­ку и, не заходя в избу, усевшись на ступеньки крыльца, при­нялась есть ягоды. Видно, пришлась ей по вкусу лесная зем­ляника, старуха целыми горстями ее в рот отправляет, да в шапку заглядывает: много ли осталось.

Тем временем старик свалил с телеги хворост, выпряг ло­шадь.

—  Все ягоды сорвал или еще остались? — спросила стару­ха, очистив шапку.

—  Ягод там видимо-невидимо, — ответил старик.

—  Тогда завтра вези меня в лес, — приказала старуха. — Лесная земляника мне понравилась.

—  Ладно, поедем, — ответил старик.

На другой день они поехали в лес, пришли на то место, где старик вчера собирал ягоды. Старуха с жадностью набросилась на землянику, хватает обеими руками, ничего вокруг не заме­чает. Старик от телеги поглядывает Да и думает: «Не мешало бы проучить своенравную бабу». Подумал так, а потом подо­шел к жене да легонько и столкнул ее в яму. А сам сел на телегу и поехал домой, не оглядываясь.

В яме же, куда попала старуха, жил, оказывается, черт. Как-то шел по лесу, в темноте оступился в яму, а яма глубокая — в ней и остался.

—  Ага, — обрадовался черт, — ко мне старуха пожаловала! Милости просим.

—  Ты кто такой? — напустилась старуха на черта. — Я му­жа не боялась, а тебя-то уж и подавно не побоюсь!

Не успел черт опомниться, как старуха уже села на него верхом и ну погонять. Кружил он, кружил по яме, из сил вы­бился, а старуха знай погоняет. Взвыл черт, небо из ямы ему с овчинку показалось, а только куда денешься: ни старуху из ямы не выпроводишь, ни сам из нее не выпрыгнешь.

Живут они так со старухой день, да другой, да третий.

А старику одному дома скучновато стало. Да и старуху вроде жалко сделалось. Решил он проведать ее, поглядеть, как она там в лесу поживает. Взял веревку и поехал в лес. Подо­шел к яме, опустил веревку. За веревку сразу же кто-то — цап! «Заждалась баба, — думает старик, — вон как проворно за веревку ухватилась!» Однако вытягивает он веревку и видит, что за другой конец ее держится не старуха, а черт.

—  Ну, старина, спасибо, что выручил, век не забуду, — го­ворит черт. — Старуха твоя совсем извела меня. Теперь буду с тобой жить.

Услышав такие речи, старик подумал: «Ну уж, если от нее черт еле живой вырвался, что мне ее жалеть-то? Не лучше ли будет самого себя пожалеть».

Набрал старик воз хворосту и поехал домой. Черт от него не отстает. Приехали домой, скинули хворост с телеги и сло­жили кучкой. Черт вовсю помогает старику. И когда работа была закончена и они пришли в избу, старик сам поел и сво­его работника накормил.

Так зажили они вместе. И неплохо зажили. Черт во всех делах по дому помогал старику: и дрова рубит, и навоз убира­ет, и все у него в руках спорится.

Живут они так, живут, а однажды вечером черт и говорит старику:

—  Жить-то мы вроде бы дружно живем, да уж больно бед­ствуем. Ну что это за дело: в доме нет ни копейки! Надо раз­житься деньжонками.

—  Это и я скажу, что надо бы, — отвечает старик. — Да где и как разживешься-то?

—  Ну голова на плечах есть, можно что-то придумать, — продолжает черт. — Пойду-ка я завтра к барину и сделаю так, чтобы его любимый конь захворал. А немного погодя и ты приходи. Приходи, как лекарь. А и всего леченья-то от тебя требуется: погладишь коня и скажешь при этом: тих-тях! Запомнил: тих-тях! Вот и все. Я от коня отстану, он выздоровеет, а барин тебе за это отвалит пятьсот целковых.

—  Хорошо бы! — загорелся старик. — Тих-тях и — получай пятьсот целковых.

Черт на другой же день пошел к барину, пристал к его любимому коню, и конь захворал. А тогда и старик тут как тут, Увидел барин старика и говорит:

—  Что-то случилось с моим гнедым конем, не возьмешься ли вылечить?

—  Отчего же не взяться, — отвечает старик. — Дело знакомое.

Подошел он к коню, погладил, сказал заученное «тих-тях», черт убрался восвояси, и конь выздоровел, стал таким же сильным и резвым, как и был.

Барин пригласил старика в дом, на радостях угостил его и дал пятьсот рублей.

Вернулся старик домой с деньгами, а черт уже там лежит на полатях.

—  Ну что, старина, теперь знаешь, как надо добывать день­ги? — говорит черт.

—  Да, ты и вправду можешь все, что бы ни захотел, — ответил старик.

—  Нет, старик, не все, — посетовал черт. Ведь я могу и хотеть и делать только злые дела, а на добрые вовсе не способен. Иначе бы мне надо быть ангелом, а не чертом. И вот я еще какое недоброе дело задумал. Я изведу дочь другого барина. Но туда ты уж не приходи. И к тебе я тоже не вернусь. Спасибо тебе за приют, за хлеб-соль и — прощай.

Ушел черт от старика, будто его и не было. А дня через два слух прошел: захворала у барина дочь, вызывали доктора, а девушке лучше не стало. Приходит барин за стариком и просит:

—  Ты, говорят, хороший лекарь, не возьмешься ли вылечить мою дочь?

—  Нет, не возьмусь, не смогу, — ответил старик, помня на­каз черта.

Но и дочь барина старику жалко. Подумал он, подумал я решил освободить девушку от своего недавнего квартиранта. Только как это сделать. С конем был уговор на «тих-тях», а тут никакое слово не поможет. Тут все наоборот: черт наказывал старику вообще не приходить к девушке. Наконец, старик вспомнил о своей зловредной старухе, о том, что черт боится ее, как огня. И он оделся в ее платье, распустил волосы и в таком виде пошел гнать черта от заболевшей дочери барина.

—  А-а! Жил-жил со мной в яме, а теперь сюда пришел! — закричал старик прямо с порога и, протягивая к черту руки, добавил все тем же голосом старухи: — Я тебе покажу, как от меня удирать!

Черт, увидев старуху, так напугался, что вылетел через трубу из дома. Девушка сразу же выздоровела. Барин напоил, накормил старика и дал ему тысячу рублей.

Черт, подумав, что зловредная старуха в покое его все рав­но не оставит, пошел в лес и прыгнул в свою яму. Он-то думал, что теперь будет в полной безопасности. И каково же было его удивление, когда увидел, что старуха здесь, в яме.

Так, говорят, они в той яме и жили, мучая и изводя друг друга до самой смерти.

А разбогатевший старик, говорят, живет припеваючи и по сей день.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Набитые дураки

Жили старик со старухой и у них  были сын и дочь. Однажды зимой сын отправился в лес за дровами, а дочь пошла на ближнюю прорубь полоскать белье.

В то время, как дочь занималась полосканьем, мимо прору­би прошел молодой красивый парень. Прошел и даже не взгля­нул на девушку. Та, с горя и обиды, ударилась в слезы и за­причитала:

—  Этот красивый парень не посмотрел на меня даже суро­выми глазами!

Этот вечер наступает, а девушка все стоит у проруби и хны­чет. Уж очень обидно, что парень не посмотрел на нее. Было бы легче, если бы он взглянул на нее пусть даже суровым взглядом.

Мать ждала-пождала дочь и говорит:

—  Что-то наша дочь до сих пор не может выполоскать белье, пойду узнаю.

Приходит к проруби, видит — стоит дочь и ревмя ревет. Мать спрашивает:

—  Милая доченька, ты зачем так горько плачешь?

—  Как же мне не плакать, — сквозь слезы отвечает дочь. — Мимо проруби прошел молодой красивый парень и не посмотрел на меня даже суровыми глазами! — и заплакала пуще прежнего.

Глядя на неё, начала плакать и мать.

Отец ждал-пождал мать с дочерью и тоже пошел к проруби. Еще издали, услышав их плач, спрашивает:

—  Что случилось? Почему вы так рыдаете?

—  А как нам не рыдать, — за себя и за дочь отвечает мать, — если вот здесь прошел один красивый парень и не по­смотрел на нашу дочь даже суровыми глазами!

За компанию заплакал и отец. Уже ночь настала, вернулся из леса сын, а эти трое все еще стоят у проруби и льют слезы.

Сын намерзся за день в лесу, наработался, а пришел до­мой — дома никого.

—  Куда к черту все они подевались? — ругается сын. — И в избе холодно, и ужин не сварен, хоть замерзай или с голоду помирай!

Пошел к соседям узнать, куда могли уйти родители, потом взял ременный кнут и направился к проруби. Пришел, видит — все трое стоят у проруби и слезами заливаются.

—  Что за горе? — спрашивает сын. — Что вы все трое плачете?

—  Как же нам не плакать! — сквозь слезы отвечают родители. — Вот тут, мимо проруби, прошел молодой красивый па­рень и не посмотрел на нашу дочь даже суровыми глазами! А чем плоха наша дочь?

Узнав, какое горе приключилось с его сестрой и родителя­ми, сын достал из-за голенища свой кнут и начал им охажи­вать плакальщиков. Вытянет кнутом отца:

—  Вот вам, деревенским дуракам! Перепояшет сестру с матерью:

—  Вот вам, деревенским дурочкам! Я отучу вас плакать по пустякам!

Сначала сестру с матерью, а потом и отца словно ветром сдуло от проруби.

Проучить-то сын своих домашних проучил, но при этом по­думал: «Интересно, нет ли на свете еще таких дураков? Или мои родители самые глупые?»

Чтобы проверить это, решил парень поискать дураков. А своим сказал:

—  Если повстречаю таких же, как вы, дураков — вернусь к вам, если глупее вас не найду — не вернусь.

Пошел парень по белу свету. Приходит в одну деревню, ви­дит — какой-то старикашка посеял на чердаке своей избы ре­пу и вот теперь, накинув на шею веревку, вытаскивает на чердак свою старуху, чтобы угостить ее той репой. Старуха уже задыхается, оскалила зубы, а старик, улыбаясь, говорит ей:

—  Ты, старуха, еще не видела репки-то, раньше времени не смейся!

Парень подошел поближе, закричал:

—  Что ты делаешь, старый хрен? До смеха ли твоей стару­хе, когда она вот-вот задохнется?! Отпусти поскорее веревку, разве так надо подниматься на чердак?

Старик отпустил веревку и освободил от нее старуху. А па­рень попросил старика принести лестницу и показал, как надо по ней подыматься на чердак. Показал и пошел дальше.

Шел, шел, в другую деревню пришел. Глядит — какой-то мужик штаны надевает. Но как надевает! Залез на крышу дро­вяного сарая и прыгает оттуда в штанины, которые жена вни­зу раскрытыми держит. То правая нога попадает в штанину, а левая нет, то левой ногой угадает, а правой мимо. Старается, бедняга, с него пот градом катится, а все без толку.

—  Что ты делаешь? — спрашивает парень.

—  Не видишь, что ли — штаны надеваю, — отвечает мужик.

—  Разве так надевают штаны? Не проще ли взять их в свои руки и сунуть одну ногу в одну штанину, а другую — в другую?

Показал, как нужно штаны надевать, пошел дальше.

Идет, идет, новых дураков встречает. Двенадцать братьев сидят вокруг котла с кашей и едят. Но как едят! На всех у них одна ложка. И вот один берет ту ложку, опускается с ней в погреб, зачерпывает молока, затем возвращается к котлу, проглатывает молоко и заедает его кашей. Второй делает так же: лезет в погреб за молоком, у котла его с ложки схлебывает и заедает кашей. За вторым — третий,   за третьим — четвертый,

Парень поглядел-поглядел на эту беготню от котла в погреб, а из погреба к котлу и спрашивает:

—  Что вы делаете?

—  Как что — едим кашу с молоком, — отвечают братья.

—  Дурачье! — обругал их парень. — Разве так едят кашу? Так вы и за целый день не наедитесь. Принесите из погреба молоко и поставьте его около котла. Все возьмите по ложке и черпайте сначала кашу, а потом молоко — вот и воя премуд­рость!

Научил парень и этих набитых дураков. Хотел дальше идти, да раздумал.

—  И что это я своих родителей так уж вовсе ни во что по­ставил — вон сколько на белом свете дураков, куда глупее их, — сказал сам себе парень. — Вернусь-ка я к отцу с ма­терью.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Как один парень царевну рассмешил

Один чуваш поехал в лес по дрова и взял с собой сына. Дело было осенью,  сын начал   зябнуть.  А на опушке леса стоял дом.

—  Ступай в тот дом, погрейся, — сказал отец.

Парень пошел. Заходит в дом, а в нем сидит один-одинеше­нек седобородый старик и мастерит бочки. Когда парень вошел, он как раз обручи на очередную бочку набивал.

—  Что ты делаешь, дедушка? — спрашивает парень у ста­рика.

—  А вот кончу, тогда и увидишь что, — отвечает дед. — Сам-то зачем пришел?

—  Я пришел погреться, — сказал парень. Старик набил последний обруч и говорит:

—  Закончил, залезай, посмотри, что это.

Парень залез в бочку, а старик тут же вставил второе дни­ще и закрыл его там. После этого откатил бочку на лесную по­ляну и там оставил ее.

Много ли, мало ли времени прошло, подбежал к бочке волк. Парень, в щелочку завидев волка, изловчился, выбил из дни­ща одну доску, просунул руку и схватил волка за хвост. Волк испугался и давай бежать. Волк бежит, а бочка за ним катит­ся. Дорога не очень-то ровная — пеньки да колдобины, так что в скором времени бочка развалилась. Волк убежал, а парень на воле очутился.

Пошел парень куда глаза глядят. Идет и слышит — где-то петух кукарекает. Подходит ближе, самого петуха не видно, видна только одна петушиная голова. Голова эта подпрыгивает и кукарекает. Парень положил петушиную голову в карман, пошел дальше.

Шел, шел, услышал впереди какой-то стук. Подходит побли­же, видит — топор сам по себе прыгает, пляшет — дрова рубит. Парень и топор сунул за пояс, дальше пошел.

Идет, идет, слышит где-то кто-то поет. Пошел на пение, ви­дит — шапка лежит и поет себе заливается. Парень поднял и шапку, надел на голову, дальше пошел.

Шел, шел, деревня показалась. И еще издали слышно, ка­кой-то шум-гам по деревне идет. Зашел парень в один дом, спрашивает:

—  Что за шум у вас в деревне? Хозяева отвечают:

—  Царевна-Несмеяна, видишь ли, к нам пожаловала. И сказала: кто ее рассмешит, за того она замуж идти согласна. Вот наши деревенские парни и стараются.

Тогда парень говорит:

—  А не сходить ли и мне, не попытать ли счастья. Другие не рассмешили — может, я рассмешу.

Пошел парень в горницу, повесил петушиную голову на гвоздь, топор положил на пол, шапку — на стол. Голова тут же запрыгала, затрепыхалась, закукарекала. Топор пустился по полу в веселый пляс, а шапка на столе запела. Все, кто был в доме, начали смеяться. Царевна крепилась-крепилась и тоже не выдержала — засмеялась.

Так этот парень, говорят, и женился на царской дочери Несмеяне.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.

Пирог веревочкой

Жили-были старик со старухой. Как-то собрался старик в поле свою полоску пахать и еще накануне вечером наказал старухе:

—  Испеки-ка мне, старуха, пирог, да не простой, а вере­вочкой.

Захотелось старику отведать пирога, заделанного по краю витым узором, да и все тут.

Уехал он в поле, а старуха осталась пирогом заниматься. Целый день вила веревку. Старик уж и с поля вернулся, а она все еще вьет свою веревку.

—  Ну, как, — спрашивает муж, — испекла пирог?

—  Веревку вить и то еще не кончила, — отвечает жена.

—  Э-э, старуха, не вышло из тебя стряпухи, — говорит муж. — Не смогла простого дела сделать, пирог веревочкой ис­печь — тогда завтра поезжай в поле пахать, а я сам займусь стряпней.

Наутро жена поехала в поле, а муж остался домашние дела делать. Пирог — пирогом, а еще жена наказала ему и масло сбить, и за клушкой с выводком цыплят присмотреть.

Взялся он за пахтанье, начал масло сбивать. Понадобилась вода, а воды дома не оказалось. Пошел мужик за водой на ко­лодец, а корчагу с пахтаньем себе на шею повесил. Все бы ничего, да стал воду доставать, наклонился — у него пахтанье по шее да по лицу в колодец потекло.

Вернулся наш хозяин на свое подворье, увидел, что цыпля­та разбрелись в разные стороны, и давай их ловить да веревоч­кой к маме-наседке привязывать. Привязал, вошел в избу, вы­глянул в окно — ястреб, откуда ни возьмись, налетел на клуш­ку, схватил ее и унес вместе с цыплятами.

Заглянул мужик в печку, где надо бы пирогу уже испечь­ся, а только пирог почему-то растекся в разные стороны да ко всему прочему еще и подгорел.

Приезжает с поля жена, спрашивает:

—  Ну, как, управился со своими делами? Показывай свой пирог веревочкой.

—  Какой там пирог! — отвечает муж. — За клушкой и то не уследил, и масло не спахтал. Сама занимайся своими жен­скими делами, а я пойду поищу по свету таких же глупых да неумелых, как ты. Если найду хотя бы трех таких — вернусь, не найду — не жди меня.

Пошел мужик по белу свету. Приходит в одну деревню. Ви­дит, собрались люди вокруг коровы, привязали к рогам верев­ку и тянут ее на баню. Бедная корова мычит, упирается, а тем, кто ее тянет, это только азарту прибавляет.

—  Что вы делаете? — спрашивает наш мужик.

—  А вон, видишь, на бане какой сочный бурьян вырос — хотим ее туда затащить, пусть попасется, — ему отвечают.

—  Ай-яй, какие вы умные да разумные! — покачал голо­вой мужик. — Не проще ли тот бурьян скосить, сбросить с бани и дать корове.

Все принялись благодарить мужика за такой совет.

А наш мужик пошел дальше, думая про себя: оказывается, есть глупые да неумелые похлеще моей жены.

Приходит в другую деревню, слышит, свинья на одном дво­ре верещит. Подходит ближе, видит — окружила свинью целая артель и хочет ее поднять на куриный насест.

—  Что вы делаете с этой свиньей? — спрашивает мужик у собравшихся.

—  Да вот хотим посадить на насест, рядом с курами.

—  Ну и придумали! — удивляется мужик. — Да кто свинью на курином насесте держит?! Вы ей подстелите соломки в угол­ке двора — она сразу же успокоится, визжать перестанет.

Постлали свинье соломы, она тут же разлеглась на ней и впрямь визжать перестала.

Пошел мужик дальше. Приходит в третью деревню. Ну, ду­мает, если и здесь таких же умников встречу, впору будет к своей старухе ворочаться.

Идет, идет по деревне, видит, из одной избы люди что-то большим пологом выносят.

—  Что несете, добрые люди, в пологе? — спрашивает.

—  Да вот печь топили, надымили, теперь дым пологом и выносим, — отвечают ему.

—  А не проще ли открыть окна и дверь, и дым сам весь выйдет, — посоветовал мужик.

Все принялись благодарить его. А мужик слушает, как его благодарят, а про себя думает: три деревни прошел, а боль­ших умников что-то не встретил. Велика ли беда, что моя ста­руха пирог веревочкой печь не умеет?

И вернулся старик к своей старухе.

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.