Перышко Финиста ясна сокола

Жил-был старик, у него было три дочери: большая и средняя — щеголихи, а меньшая только о хозяйстве радела. Сбирается отец в город и спрашивает у своих дочерей: которой что купить? Большая просит:

—  Купи мне на платье! И cередняя то ж говорит.

—  А тебе что, дочь моя любимая? — спрашивает у меньшой.

—  Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.

Отец простился с ними и уехал в город; большим дочерям купил на платье, а перышка Финиста. ясна сокола нигде не нашел.

Воротился домой, старшую и середнюю дочерей обновами обрадовал.

—  А тебе, — говорит меньшой, — не нашел перышка Финиста ясна сокола.

—  Так и быть, — сказала она, — может, в другой раз посчастливится найти.

Большие сестры кроят, да обновы себе шьют, да над нею посмеиваются, а она знай отмалчивается. Опять собирается отец в город и спрашивает:

—  Ну, дочки, что вам купить?

Большая и середняя просят по платку купить, а меньшая говорит:

—  Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.

Отец поехал в город, купил два платка, а перышка и в глаза не видал. Воротился назад и говорит;

—  Ах, дочка, ведь я опять не нашел перышка Финиста ясна сокола!

—  Ничего, батюшка, может, в иное время посчастливится.

Вот и в третий раз собирается отец в город и спра­шивает:

—  Сказывайте, дочки, что вам купить? Все для вас постараюсь найти.

Большие говорят:

—  Купи нам серьги. А меньшая опять свое:

—  Купи мне перышко Финиста ясна сокола. Только его мне надо.

Отец искупил золотые серьги, бросился искать пе­рышко — никто такого не ведает, опечалился и поехал из городу. Только за заставу, а навстречу ему старичок несет коробочку.

—  Что несешь, старина?

—  Перышко Финиста ясна сокола.

—  Что за него просишь?

—  Давай тысячу.

Отец заплатил деньги и поскакал   домой с коро­бочкой.

Встречают его дочери.

—  Ну, дочь моя любимая, — говорит он меньшой, — наконец и тебе купил подарок, на, возьми!

Меньшая дочь чуть не прыгнула от радости, взяла коробочку, стала ее целовать-миловать, крепко к сердцу прижимать.

После ужина разошлись все спать по своим светел­кам; пришла и она в свою горницу, открыла коробочку-перышко Финиста ясна сокола тотчас вылетело, удари­лось об пол, и явился перед девицей прекрасный царе­вич. Повели они меж собой речи сладкие, хорошие. Услыхали сестры и спрашивают:

—  С кем это, сестрица, ты разговариваешь?

—  Сама с собой, — отвечает красна девица.

—  А ну, отопрись!

Царевич ударился об пол — и сделался перышком; она взяла, положила перышко в коробочку и отворила дверь. Сестры и туда смотрят и сюда заглядывают — нет никого!

Только они ушли, красная девица открыла окно, достала перышко и говорит:

—  Полетай, мое перышко, во чисто поле, погуляй до поры до времени!

Перышко обратилось ясным соколом и улетело в чистое поле.

На другую ночь прилетает Финист ясный сокол к своей девице; пошли у них разговоры веселые. Сестры услыхали и сейчас к отцу побежали:

—  Батюшка! У нашей сестры кто-то по ночам бы­вает, и теперь сидит да с нею разговаривает.

Отец встал и пошел к меньшой дочери, входит в ее горницу, а царевич уж давно обратился перышком и ле­жит в коробочке.

—  Ах вы, негодные! — накинулся отец на своих больших дочерей. — Что вы на нее понапрасну взводите? Лучше бы за собой присматривали!

На другой день сестры поднялись на хитрости: ве­чером, когда на дворе совсем стемнело, подставили лестницу, набрали острых ножей да иголок и натыкали на окне красной девицы.

Ночью прилетел Финист ясный сокол, бился, бил­ся — не мог попасть в горницу, только крылышки себе обрезал.

—  Прощай, красна девица! — сказал он. — Если вздумаешь искать меня, то ищи за тридевять земель, в тридесятом царстве. Прежде Три пары башмаков железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три просвиры каменных изгложешь, чем найдешь меня, добра молодца!

А девица спит себе: хоть и слышит сквозь сон эти речи неприветливые, а встать-пробудиться не может.

Утром просыпается, смотрит — на окне ножи да иглы натыканы, а с них кровь так и капает. Всплеснула руками:

—  Ах, боже мой! Знать, сестрицы сгубили моего друга милого!

В тот же час собралась и ушла из дому. Побежала в кузницу, сковала себе три пары башмаков железных да три посоха чугунных, запаслась тремя каменными просвирами и пустилась в дорогу искать Финиста ясна сокола.

Шла, шла, пару башмаков истоптала, чугунный посох изломала и каменную просвиру изглодала; приходит к избушке и стучится:

—  Хозяин с хозяюшкой! Укройте от темной ночи. Отвечает старушка:

—  Милости просим, красная девица!   Куда идешь, голубушка?

—  Ах, бабушка! Ищу Финиста ясна сокола.

—  Ну, красная девица, далеко ж тебе искать будет! Наутро говорит старуха:

—  Ступай теперь к моей середней сестре, она тебя добру научит, а вот тебе мой подарок: серебряное дон­це, золотое веретенце, станешь кудель прясть — золотая нитка потянется.

Потом взяла клубочек, покатила по дороге и нака­зала, вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи! Девица поблагодарила старуху и пошла за клубочком.

Долго ли, коротко ли, другая пара башмаков изно­шена, другой посох изломан, еще каменная просвира изглодана; наконец прикатился клубочек к избушке. Она постучалась:

—  Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.

—  Милости просим! — отвечает старушка. — Куда идешь, красная девица?

—  Ищу, бабушка, Финиста ясна сокола.

—  Далеко ж тебе искать будет!

Поутру дает ей старушка серебряное блюдо и золотое яичко и посылает к своей старшей сестре: она-де знает, где найти Финиста ясна сокола!

Простилась красная девица со старухою и пошла в путь-дорогу; шла, шла, третья пара башмаков ис­топтана, третий посох изломан, и последняя просвира изглодана — прикатился клубочек к избушке. Стучится и говорит странница:

—  Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.

Опять вышла старушка: — Поди, голубушка! Милости просим! Откудова идешь и куда путь держишь?

—  Ищу, бабушка, Финиста. ясна сокола.

—  Ох, трудно, трудно отыскать его! Он живет теперь в этаком-то городе, на просвирниной дочери там женился.

Наутро говорит старуха красной девице:

—  Вот тебе подарок золотое пялечко да иголочка; ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет. Ну, теперь ступай с богом и наймись к просвирне в работницы.

Сказано — сделано. Пришла красная девица — на просвирнин двор и нанялась в работницы; дело у ней так и кипит под руками: и печку топит, и воду носит, и обед готовит. Просвирня смотрит да радуется.

—  Слава богу! — говорит своей дочке. — Нажили себе работницу и услужливую и добрую: без наряду все делает!

А красная девица, покончив с хозяйскими работами, взяла серебряное донце, золотое веретенце и села прясть: прядет — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чистого золота. Увидала это просвирнина дочь:

—  Ах, красная девица! Не продашь ли мне свою забаву?

—  Пожалуй, продам!

—  А какая цена?

—  Позволь с твоим мужем ночь перебыть. Просвирнина дочь согласилась. «Не беда! — думает. — Ведь   мужа можно сонным зельем опоить,   а через это веретенце   мы с матушкой озолотимся!»

А Финиста ясна сокола дома не было: целый день гулял по поднебесью, только к вечеру воротился.

Сели ужинать; красная девица подает на стол ку­шанья да все на него смотрит, а он, добрый молодец, и не узнает ее. Просвирнина дочь подмешала Финисту ясну соколу сонного зелья в питье, уложила его спать и говорит работнице:

—  Ступай к нему в горницу да мух отгоняй!

Вот красная девица отгоняет мух, а сама слезно плачет:

—  Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, крас­на девица, к тебе пришла, три чугунных посоха изло­мала, три пары башмаков железных истоптала, три просвиры каменных изглодала да все тебя, милого, ис­кала!

А Финист спит, ничего не чует, так и ночь прошла.

На другой день работница взяла серебряное блю­дечко и катает по нем золотым яичком: много золотых яиц накатала! Увидала просвирнина дочь.

—  Продай, — говорит,— мне свою забаву!

—  Пожалуй, купи.

—  А как цена?

—  Позволь с твоим мужем еще единую ночь пере­быть.

—  Хорошо, я согласна!

А Финист ясный сокол опять целый день гулял по поднебесью, домой прилетел только к вечеру.

Сели ужинать, красная девица подает кушанья да все на него смотрит, а он словно никогда и не знавал ее. Опять просвирнина дочь опоила его сонным зельем, уложила спать и послала работницу мух отгонять.

И на этот раз, как ни плакала, как ни будила его красная девица, он проспал до утра и ничего не слы­шал.

На третий день сидит красная девица, держит в ру­ках золотое пялечко, а иголочка сама вышивает — да такие узоры чудные! Загляделась просвирнина дочка.

—  Продай, красная девица, продай,— говорит,— "мне свою забаву.

—  Пожалуй, купи!

—  А как цена?

—  Позволь с твоим мужем третью ночь перебыть.

—  Хорошо, я согласна! Вечером прилетел Финист ясный сокол; жена опоила его сонным зельем, уложила спать и посылает работницу мух отгонять.

Вот красная девица мух отгоняет, а сама слезно, причитывает:

—  Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, красна девица, к тебе пришла, три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя, милого, искала!

А Финист ясный сокол крепко спит, ничего не чует.

Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щеку слеза красной девицы, и он в ту ж минуту проснулся:

—  Ах, — говорит, — что-то меня обожгло!

—  Финист ясный сокол! — отвечает, ему девица. — Я к тебе пришла, три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя искала! Вот уж третью ночь над тобою стою, а ты спишь — не пробуждаешься, на мои слова не отзываешься!

Тут только узнал Финист ясный сокол и так обра­довался, что сказать нельзя.

Сговорились и ушли от просвирни.

Поутру хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала жаловаться матери; просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню.

Ездила, ездила, и к трем старухам заезжала, а Финиста ясна сокола не догнала: его и следов давно не видать!

Очутился Финист ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского, ударился о сыру землю и сделался перышком: красная девица взяла его, спрятала за пазушку и пришла к отцу.

—  Ах, дочь моя любимая! Я думал, что тебя и на свете нет, где была так долго?

—  Богу ходила молиться.

А случилось это как раз около святой недели. Вот, отец с старшими дочерьми собираются к заутрене.

—  Что ж, дочка милая, — спрашивает он меньшую, — собирайся да поедем, нынче день такой радостный.

—  Батюшка, мне надеть на себя нечего.

—  Надень наши уборы, — говорят старшие сестры.

—  Ах, сестрицы, мне ваши платья не по кости! Я лучше дома останусь.

Отец с двумя дочерьми уехал к заутрене, в те поры красная девица вынула свое перышко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным царевичем.

Царевич свистнул в окошко — сейчас явились и платья, и уборы, и карета золотая. Нарядились, сели в карету и поехали.

Входят они в церковь, становятся впереди всех; народ дивится: какой такой царевич с царевною пожа­ловал?

На исходе заутрени вышли они раньше всех и уехали домой; карета пропала, платьев и уборов как не быва­ло, а царевич обратился перышком. Воротился и отец с дочерьми.

—  Ах, сестрица! Вот ты с нами не ездила, а в церкви был прекрасный царевич с ненаглядной царев­ною.

—  Ничего,   сестрицы!   Вы мне   рассказали — все равно что сама была.

На другой день опять то же, а на третий, как стал царевич с красной девицей в карету садиться, отец вышел из церкви и своими глазами видел, что карета к его дому подъехала и пропала.

Воротился отец и стал меньшую дочку допрашивать, она и говорит:

—  Нечего делать, надо признаться!

Вынула перышко;   перышко   ударилось об пол и обернулось царевичем.

Тут их и обвенчали, и свадьба была богатая! На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, во рту не было. Надели на меня колпак да и ну толкать; надели на меня кузов:

—  Ты, детинушка, не гузай, убирайся-ка поскорей со двора.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Финист - ясный сокол

Жил да был крестья­нин. Умерла у него жена, осталось три дочки. Хотел старик нанять работницу — в хозяйстве по­могать. Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала:

—  Не надо, батюшка, нанимать работницу, са­ма я буду хозяйство вести.

Ладно. Стала дочка Марьюшка хозяйство вести. Все-то она умеет, все-то у нее ладится. Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растет. Из себя-то Марьюшка красавица писаная. А сестры ее завидущие да жаднющие; из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодни­цы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платье им — не платье, сапожки — не сапожки, платок — не платок.

Поехал отец на базар и спрашивает дочек:

—  Что вам, дочки, купить, чем порадовать? И говорят старшая и средняя дочки:

—  Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.

А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает ее отец:

—  А что тебе, доченька, купить?

—  Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.

Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а перышка не нашел.

Поехал отец в другой раз на базар.

—  Ну, — говорит, — дочки, заказывайте по­дарки.

Обрадовались старшая и средняя дочки:

—  Купи нам по сапожкам с серебряными под­ковками.

А Марьюшка опять заказывает:

—  Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.

Ходил отец весь день, сапожки купил, а пе­рышка не нашел. Приехал без перышка.

Ладно. Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят:

—  Купи нам по платью.

А Марьюшка опять просит:

—  Батюшка, купи перышко Финиста — ясна сокола.

Ходил отец весь день, а перышка не нашел. Выехал из города, а навстречу старенький старичок.

—  Здорово, дедушка!

—  Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь?

—  К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел.

—  Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам.

Вынул дедушка перышко и подает, а оно самое обыкновенное. Едет крестьянин и думает: «Что в нем Марьюшка нашла хорошего!»

Привез старик подарки дочкам; старшая и сред­няя наряжаются да над Марьюшкой смеются:

—  Как была ты дурочка, так и есть. Нацепи свое перышко в волоса да красуйся!

Промолчала Марьюшка, отошла в сторону; а когда все спать полегли, бросила Марьюшка пе­рышко на пол и проговорила:

—  Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!

И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался со­колом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.

Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.

На четвертый день сестры злые заметили — на­говорили отцу на сестру.

—  Милые дочки,— говорит отец,— смотрите лучше за собой.

«Ладно,— думают сестры,— посмотрим, как бу­дет дальше».

Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят.

Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился-бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол:

—  Кому я нужен, тот меня найдет. Но это будет нелегко. Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов же­лезных изломаешь, трое колпаков железных по­рвешь.

Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горь­кими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше.

Пошла она к отцу и проговорила:

—  Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-до­рогу дальнюю. Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.

Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.

Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желан­ного Финиста — ясна сокола. Шла она чистым по­лем, шла темным лесом, высокими горами. Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки ли­цо белое умывали, леса темные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть: волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.

И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится. Го­ворит Марьюшка:

—  Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.

Повернулась избушка к лесу задом, к Марь­юшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и ви­дит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.

Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:

—  Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?

—  Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.

—  О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государ­стве. Опоила его зельем царица-волшебница и же­нила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе сере­бряное блюдечко и золотое яичко. Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к цари­це. Покончишь работу — бери блюдечко, клади зо­лотое яичко, само будет кататься. Станут поку­пать — не продавай. Просись Финиста — ясна со­кола повидать.

Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал:

—  Не бойся, Марьюшка, иди вперед. Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.

Потерся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше. А лес стал еще темней. Шла, шла Марьюшка, сапоги железные износила, посох по­ломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит.

Говорит Марьюшка:

—  Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.

Повернулась избушка к лесу задом, к Марь­юшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и ви­дит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.

Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:

—  Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?

—  Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.

—  А у моей сестры была?

—  Была, бабушка.

—  Ладно, красавица, помогу тебе. Бери сереб­ряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.

Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают. Страшно стало Марьюшке. Глядь, собака бежит:

—  Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди! Будет еще страшнее, не оглядывайся.

Сказала и была такова. Пошла Марьюшка, а лес стал еще темнее. За ноги ее цепляет, за рукава хва­тает... Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется.

Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак же­лезный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнем горит.

Говорит Марьюшка:

—  Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом!

Повернулась избушка к лесу задом, а к Марь­юшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и ви­дит: сидит баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Сама черная, а во рту один клык торчит.

Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:

—  Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?

—  Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.

—  Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу. Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце. Бери в руки, само прясть будет, потя­нется нитка не простая, а золотая.

—  Спасибо тебе, бабушка.

—  Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — яс­на сокола повидать.

Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел; поднялся свист, совы закру­жились, мыши из нор повылезли — да все на Марь­юшку. И видит Марьюшка — бежит навстречу се­рый волк.

—  Не горюй,— говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся.

Села Марьюшка на серого волка, и только ее и видели. Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются. А Марьюшка скачет и скачет. И вот пе­ред Марьюшкой хрустальный терем. Крыльцо рез­ное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.

—  Ну,— говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.

Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу. Поклони­лась Марьюшка царице и говорит:

—  Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница?

Отвечает царица:

—  Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать.

—  Все это я могу делать.

—  Тогда проходи и садись за работу.

И стала Марьюшка работницей. День работает, а наступит ночь — возьмет Марьюшка серебряное блюдечко и золотое яичко и скажет:

—   Катись, катись, золотое яичко, по серебря­ному блюдечку, покажи мне моего милого.

Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол. Смотрит на не­го Марьюшка и слезами заливается:

—  Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать!

Подслушала царица ее слова и говорит:

—  Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блю­дечко и золотое яичко.

—  Нет, — говорит Марьюшка,— они непродаж­ные. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть.

Подумала царица, подумала.

—  Ладно, — говорит, — так и быть. Ночью, как он уснет, я тебе его покажу.

Наступила ночь, и идет Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу.  Видит она — спит ее сердечный друг сном непробудным. Смотрит Марьюшка — не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит, не пробудится сердечный друг.

Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого...

Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку. Сидит вышивает, сама приговаривает:

—  Вышивайся, вышивайся, узор, для Фини­ста — ясна сокола. Было бы чем ему по утрам вы­тираться.

Подслушала царица и говорит:

—  Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, зо­лотую иголочку.

—  Я не продам,— говорит Марьюшка,— а так отдам, разреши только с Финистом — ясным со­колом свидеться.

Подумала та, подумала.

—  Ладно,— говорит,— так   и   быть, приходи ночью.

Наступает ночь. Входит Марьюшка в спаленку к Финисту-ясну соколу, а тот спит сном непро­будным.

—  Финист ты мой, ясный сокол, встань, про­будись!

Спит Финист — ясный сокол крепким сном. Бу­дила его Марьюшка — не добудилась. Наступает день.

Сидит Марьюшка за работой, берет в руки серебряное донце, золотое веретенце. А царица увидала:

—  Продай да продай!

—  Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть ча­сок побыть.

—  Ладно, — говорит та. А сама думает: «Все равно не разбудит». Настала ночь. Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непро­будным.

—  Финист ты мой, ясный сокол, встань, про­будись!

Спит Финист, не просыпается. Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко.

Заплакала Марьюшка:

—  Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему ее прижми!

Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла. Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюш­ку. Обнял ее, поцеловал:

—  Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистрепала и меня нашла? Поедем же теперь на родину.

Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить.

Собрались князья да купцы, стали совет дер­жать, как Финиста — ясна сокола наказать.

Тогда Финист — ясный сокол говорит:

—  Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продает да обма­нывает?

Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка.

И стали они жить-поживать да добра наживать. Поехали в свое государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.

Из сборника "Сказки" А.Н. Королевой