23.07.2011 | 
Автор: Парубок и сундук-самолет
Жили два парубка, ткач и столяр, и ходили они к одной дивчине. Ходили они к ней, а она им сказала так:
- Я за вас обоих-то выйти не могу, - и говорит столяру: - Сделай ты мне такой сундук, чтобы по воздуху летал, а ткач пускай выткет такую сорочку, чтоб была вся цельная (как вяжутся чулки).
Сказала это она им, они и ушли.
Пришел ткач домой и задумался, как бы ему такую сорочку сделать. И вспомнил он, как делают евреи цельные чулки, и сделал себе из дерева такую фигуру, да и сплел сорочку.
А столяр сделал по заказу сундук, кузнец его оковал; если влезть в середину и закрутить, то он и полетит по воздуху. Оба принесли свои подарки, очень ей понравились. Посмотрела она на сорочку, что она цельная, и согласилась выйти за ткача замуж. Поглядела на сундук, не знает, полетит ли она и вправду по воздуху.
Говорит ткач столяру:
- Полезай-ка ты!
А столяр говорит ткачу:
- Нет, ты полезай!
Не хотят ни тот, ни другой лезть в сундук. А ткач - глупый, влез в сундук, покрутил в середине ручку и поднялся вверх на целую милю. И назад к девушке совсем не вернулся. Вот как улетел он, то столяр на ней и женился. А когда ткач полетел, то летел он целую неделю и спустился на скирду сена. Когда наступил вечер, видит он, что в городе за две мили светится, покрутил еще ручку и полетел прямо на огоньки. Подлетает к свету, к окну, а был это дворец, где жил король; и была у того короля такая красавица дочка, что королю приходилось ее на ночь на третий ярус уводить, он все за нее боялся, чтоб она какой беды не наделала.
Вот подлетает ткач в сундуке к окошку, постучался, а она спрашивает:
- Кто там такой?
- Я, - говорит, - святой Петро. Это меня к тебе Бог прислал для утехи.
Поговорил он с ней, посидел, а потом улетел. На другой вечер прилетел он опять к окошку. А она уже на другой вечер все как следует приготовила: дала Петру поесть и попить. Вот наелся Петро хорошенько и спрашивает у нее, не дозволит ли ее отец на ней жениться, поговорил с нею и улетел.
Подошло утро, отец и спрашивает:
- Ты чего это такая веселая? А не приходил ли к тебе кто-нибудь ночью? А она говорит:
- Ходит ко мне святой Петро и спрашивает, не дозволит ли мне отец с Петром ожениться. Отец ей и говорит:
- Как же я могу выдать тебя за него, если сын соседнего короля с тобой уже обручился? Как я тебя за него замуж выдам, он тотчас начнет со мной воевать. Спроси его, когда он на другую ночь прилетит, сможет он оказать мне совет и помощь, если женится? Ведь тот король меня посильнее.
Вот прилетает он ночью; она ему все и рассказала, а он говорит:
- Хорошо, я и посоветую и помощь окажу.
И выдал король ее замуж за Петра.
Как узнал соседний король, что она уже вышла замуж, начал тотчас войну.
Уже собираются и тот и другой король на войну, а тот был посильней, было у него войска куда больше, чем у этого; тогда меньшой король и говорит зятю:
- Ну, зять, как же быть?
- Не бойтесь, - говорит, - тату, выходите воевать. А Петро дома остался, нагрел большие котлы с маслом и горячей водой и вылетел на неприятеля. И как начал он поливать сверху горячим маслом и горячей водой, тут король и признал:
- Видно, правда, что это святой Петро, он нас с неба карает.
Заключил мир, и война прекратилась. В скором времени тот король говорит:
- Чего я буду такому дурню уступать? И пошел снова войной. Отец и спрашивает зятя:
- Ну, сын, что же нам теперь делать? А этот Петро и говорит:
- Выходите опять на войну, я вам помогу. Вышли они воевать, а Петро наложил полный сундук горящих углей и вылетел на неприятеля. И как начал его сверху жаром осыпать, пришлось им мир заключить. Говорят они:
- И правда, что это святой Петро! Война опять прекратилась. Прошло так с полгода, а тот король, который посильней, и говорит:
- Я такому дурню не уступлю.
И пишет ему, что пойдет опять на него войной. А Петро, как узнал об этом, сильно опечалился, потому что как прилетел он с войны домой, то остался в сундуке большой кусок угля и обгорели от него крылья, на которых он летал. И когда оба короля вышли на войну, велел Петро привести ему коня без седла и уздечки. Он сел на коня и велел связать себе ноги снизу под конским животом и выехал в поле, думая, что конь его там убьет, - ведь ему нечем было в третьей войне обороняться. И гонялся конь с ним по полю, и хотелось Петру добраться до леса. Он думал: “Когда будет конь скакать мимо дерева, я ухвачусь за него руками, ведь ноги-то у меня к коню привязаны, ну, он меня и разорвет”.
А конь поскакал прямо на войну, а к лесу не побежал. И когда мчался он полем, то стояло на дороге старое распятие; и когда летел конь мимо, Петро схватился за него руками, думая, что тут и смерть ему будет. Но распятие снизу подгнило и отломилось, и он ринулся с ним прямо на войско. И начал крушить неприятеля распятием - в одну сторону крестом, а в другую основанием, и промчался несколько раз между неприятельских рядов и перебил больше половины войска. Видит неприятель, что дело пошло не на шутку, и пришлось ему заключить мир, так как не стало у него солдат, кем воевать. И сказал король:
- Это знак того, что зять у него и вправду святой Петро; ведь я трижды с ним начинал воевать, надеялся выиграть, но не мог, потому что он с неба меня карал.
И остался бедняк у короля зятем. Вот и все.
Сундук-самолет
Жил-был купец, такой богатый, что мог бы вымостить серебряными деньгами целую улицу, да еще переулок в придачу; этого однако, он не делал, так как знал, куда девать деньги, и уж если расходовал скиллинг*, то наживал целый далер. Вот какой это был купец! Но вдруг он умер, и все денежки достались его сыну.
Весело зажил сын купца: каждую ночь ходил на маскарад, змеев пускал из кредитных бумажек, а круги по воде — вместо камешков золотыми монетами. Немудрено, что денежки прошли у него между пальцев и под конец из всего наследства осталось только четыре скиллинга, а из платья — старый халат да пара туфель-шлепанцев. Друзья и знать его больше не хотели — им ведь тоже неловко было теперь показаться с ним на улице, но один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук и велел сказать: укладывайся! Что ж, отлично; одно горе — нечего ему было укладывать; он взял да и сел в сундук сам!
А сундук-то был не простой. Стоило нажать на замок — и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал. Фьють! — сундук вылетел с ним в трубу и понесся высоко-высоко, под самыми облаками, — только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому побаивался, что вот-вот сундук разлетится вдребезги; ну и прыжок пришлось бы тогда совершить ему! Боже упаси! Вот он благополучно прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу в куче сухих листьев, и отправился в город, тут ему нечего было стесняться своего наряда: в Турции все ходят в халатах и туфлях. На улице встретилась ему кормилица с ребенком, и он сказал ей:
— Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за большой дворец стоит у самого города, почему окна там так высоко от земли?
— Тут живет принцесса! — сказала кормилица. — Ей предсказано, что она будет несчастной по милости своего жениха; вот к ней никто и не смеет явиться без короля с королевой.
Поблагодарил ее купеческий сын, пошел обратно в лес, уселся в свой сундук, прилетел прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.
Принцесса спала на диване и была так хороша собою, что он не мог не поцеловать ее. Она проснулась и очень испугалась, но купеческий сын сказал, что он турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и ей это очень понравилось.
Уселись они рядышком, и он стал рассказывать ей сказки: о ее глазах — это были два чудных темных озера, в которых плавали русалочки-мысли; о ее белом лбе — это была снежная гора, а в недрах ее, в роскошных покоях, хранятся дивные картины; рассказал он и об аистах, которые приносят людям крошечных миленьких деток.
Да, чудесные были сказки! А потом он посватался за принцессу, и она тут же согласилась.
— Вы обязательно приходите сюда в субботу! — сказала она купеческому сыну. — Я пригласила на чашку чая короля с королевой. Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, но вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше — мои родители очень любят сказки. Только мамаша любит слушать что-нибудь поучительное и серьезное, а папаша — веселое, чтобы можно было посмеяться.
— Я и не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки! — сказал купеческий сын.
Принцесса подарила ему на прощание саблю, всю выложенную червонцами, а их-то ему и недоставало. С тем они и расстались.
Сейчас же полетел он на базар, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку; надо ведь было сочинить ее к субботе, а это не так-то просто, как кажется.
Вот сказка было готова, и пришла суббота.
Король, королева и весь двор собрались к принцессе на чашку чая. Купеческого сына приняли как нельзя лучше.
— Ну-ка, расскажите нам сказку! — сказала королева. — Только что-нибудь серьезное, поучительное.
— Но чтобы и посмеяться можно было! — прибавил король.
— Хорошо! — отвечал купеческий сын и стал рассказывать. Слушайте же хорошенько!
«Жила-была пачка серных спичек, очень гордых своим высоким происхождением: глава их семьи, то есть сосна, было одним из самых крупных и старейших деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и старым железным котелком и рассказывали соседям о своем детстве. — Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь тогда и в самом деле были зеленые!), — говорили они. — каждое утро и вечер у нас был бриллиантовый чай — роса, в ясную погоду день-деньской светило на нас солнышко, а птички рассказывали нам свои сказки! Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и на зимнюю, и на летнюю одежду. Но вот явились раз дровосеки, и начались великие перемены! Погибла и вся наша семья! Глава семьи — ствол получил после того место грот-мачты на прекрасном корабле, который мог бы объехать вокруг всего света, если б захотел; ветви же разбрелись кто куда, а нам вот выпало на долю служить светочами для черни. Вот ради чего очутились на кухне такие важные господа, как мы!
— Ну, со мной все было по-другому! — сказал котелок, рядом с которым лежали спички. — С самого моего появления на свет меня каждый день начищают до блеска и испытывают огнем. Без меня им никак не обойтись, и, говоря по правде, я занимаю здесь в доме первое место. Единственное мое баловство — это вот лежать после обеда чистеньким на полке и вести приятную беседу с товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, которое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для провизии; она часто ходит на рынок, но у нее уж чересчур острый язык. Послушать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях, слушая ее, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый горшок! Да, чересчур легкомысленна она — скажу я вам!
— Уж больно ты разболтался! — сказало вдруг огниво, и сталь так ударила по кремню, что посыпались искры. — Не устроить ли нам лучше вечеринку?
— Конечно, конечно. Поговорим о том, кто из нас всех знатнее! — сказали спички.
— Нет, я не люблю говорить о самой себе, — сказала глиняная миска. — Будем просто вести беседу! Я начну и расскажу вам кое-что из жизни, что всем знакомо и понятно, а это ведь приятнее всего. Так вот: на берегу родного моря, под тенью буков...
— Чудесное начало! — сказали тарелки. — Вот это будет история как раз нам по вкусу!
— Там в одной мирной семье провела я свою молодость. Вся мебель была полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах меняли каждые две недели.
— Как вы интересно рассказываете! — сказала метелка. — В вашем рассказе так и слышна женщина, чувствуется какая-то особая чистоплотность!
— Да, да! — сказало ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, плеснув на пол воду.
Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец был не хуже начала.
Тарелки загремели от восторга, а метелка достала из ящика с песком зелень петрушки и увенчала ею миску; она знала, что это раздосадует всех остальных, да к тому же подумала: «Если я увенчаю ее сегодня, она увенчает меня завтра!»
— Теперь мы попляшем! — сказали угольные щипцы и пустились в пляс. И боже мой, как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!
— А нас увенчают? — спросили щипцы, и их тоже увенчали. «Все это одна чернь!» — думали спички. Теперь была очередь за самоваром: ему предлагалось спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, — он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмакнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!
— Что ж, если самовар не желает петь, так и не надо! — сказало оно. — За окном висит в клетке соловей — так пусть он споет! Он конечно не из ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.
— По-моему, это в высшей степени неприлично — слушать какую-то пришлую птицу! — сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. — Разве это патриотично? Пусть нас рассудит корзинка для провизии!
— Я просто из себя выхожу! — сказала корзинка. — Вы не поверите, до чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло бы совсем иначе!
— Давайте шуметь! — закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и — все присмирели, никто ни гугу; но не было ни единого горшка, который бы не кичился втайне своей знатностью и не воображал, что он все умеет. «Уж если бы я взялся за дело, пошло бы веселье!» — думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и зажгла свечку. Боже ты мой, как они зафыркали, загораясь!
«Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! — думали они. — Какой от нас блеск, сколько света!»
Так они и сгорели.
— Чудесная сказка! — сказала королева. — Я точно сама посидела на кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
— Конечно! — сказал король. — Свадьба будет в понедельник! Теперь они уже говорили ему ты — он ведь скоро должен был стать членом их семьи.
Итак, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе устроили иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали «ура» и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.
«Надо же и мне устроить что-нибудь!» — подумал купеческий сын; он накупил ракет, хлопушек и прочего, положил все это в свой сундук и взвился в воздух.
Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипение!
Турки подпрыгивали так, что туфли летели через головы; никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.
Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: «Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!» И немудрено, что ему захотелось узнать это.
Ну и рассказов же ходило по городу! К кому он ни обращался, всякий, как он заметил, рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, — это было прекрасное зрелище.
— Я видел самого турецкого бога! — говорил один. — Глаза у него что твои звезды, а борода что пена морская!
— Он летел в огненном плаще! — рассказывал другой. — А из складок выглядывали прелестнейшие ангелочки.
Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.
Пошел он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук тлел, тлел, да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
А она весь день простояла на крыше, дожидаясь его, да ждет и по ныне! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие веселые, как была его первая сказка о серных спичках!
* Риксдалер — в 1854-1874 денежная единица Дании, равная 96 скиллингам.
Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.