Терешечка

Худое житье было старику со старухою! Век они про­жили, а детей не нажили; смолоду еще перебивались так-сяк, состарились оба, напиться подать некому, и ту­жат и плачут. Вот сделали они колодочку, завернули ее в пелёночку, положили в люлечку, стали качать да прибаюкивать — и вместо колодочки стал рость в пелёночках сынок Терешечка, настоящая ягодка!

Мальчик рос-подрастал, в разум приходил- Отец ему сделал челночок. Терешечка поехал рыбу ловить, а мать ему и молочко и творожок стала носить. Придет, бывало, на берег и зовет:

—  Терешечка, мой сыночек! Плыви, плыви к бережочку, я, мать, пришла, молока принесла.

Терешечка далеко слышит ее голосок, подъедет к бережку, высыпет рыбку, напьется-наестся и опять по­едет ловить.

Один раз мать говорила ему:

—  Сыночек, милочка! Будь осторожен, тебя караулит ведьма Чувилиха, не попадись ей в когти.

Сказала и пошла. А Чувилиха пришла к бережку а зовет страшным голосом:

—  Терешечка, мой сыночек! Плыви, плыви к бережочку, я, мать, пришла, молока принесла.

А Терешечка распознал и говорит:

—  Дальше, дальше, мой челночок! Это не родимой матушки голосок, а злой ведьмы Чувилихи.

Чувилиха услышала, побежала, доку сыскала и до­была себе голосок, как у Терешечкиной матери.

Пришла мать, стала звать сына тоненьким голоском:

—  Терешечка, мой сыночек, плыви, плыви к бережочку.

Терешечка услышал и говорит:

—  Ближе, ближе, мой челночок! Это родимой матуш­ки голосок.

Мать его накормила, напоила и опять за рыбкой пус­тила.

Пришла ведьма Чувилиха, запела выученным голос­ком, точь-в-точь родимая матушка. Терешечка обознался, подъехал; она его схватила да в куль, и помчала.

Примчала в избушку на курьих ножках, велела доче­ри его сжарить, а сама, поднявши лытки, пошла опять, на раздобытки.

Терешечка был мужичок не дурачок, в обиду девке не дался, вместо себя посадил ее жариться в печь, а сам взобрался на высокий дуб.

Прибежала Чувилиха, вскочила в избу, напилась-наелась, вышла на двор, катается-валяется и приго­варивает:

—  Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкиного мяса наевшись!

А он ей с дуба кричит:

—  Покатайся, поваляйся, ведьма, своей дочери мяса наевшись!

Услышала она, подняла голову, раскинула глаза на все стороны — нет никого! Опять затянула:

—  Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкиного мяса наевшись!

А он отвечает:

—  Покатайся, поваляйся, ведьма, своей дочери мяса наевшись!

Испугалась она, глянула и увидела его на высоком дубу. Вскочила, бросилась к кузнецу:

—  Кузнец, кузнец! Скуй мне топорок. Сковал кузнец топорок и говорит:

—  Не руби же ты острием, а руби обухом.

Послушалась, стучала-стучала, рубила-рубила, ниче­го не сделала. Припала к дереву, впилась в него зуба­ми, дерево затрещало.

По небу летят гуси-лебеди; Терешечка видит беду, видит гусей-лебедей, взмолился им, стал их упрашивать:

—  Гуси-лебеди, возьмите меня, посадите меня на крылышки, донесите меня к отцу, к матери, там вас на­кормят-напоят.

А гуси-лебеди отвечают:

—  Ка-га! Вон летит другое стадо, поголоднее нас, оно тебя возьмет, донесет.

А ведьма грызет, только щепки летят, а дуб трещит да шатается.

Летит другое стадо. Терешечка опять кричит:

—  Гуси-лебеди! Возьмите меня, посадите меня на крылышки, донесите меня к отцу, к матери, там вас накормят-напоят!

—  Ка-га! — отвечают гуси. — За нами летит защи­панный гусенёк, он тебя возьмет, донесет.

Гусенёк не летит, а дерево трещит да шатается. Ведь­ма погрызет-погрызет, взглянет на Терешечку — обли­жется и опять примется за дело; вот-вот к ней свалится!

По счастью, летит защипанный гусенёк, крылышками махает, а Терешечка-то его просит, ублажает:

—  Гусь-лебедь ты мой, возьми меня, посади меня на крылышки, донеси меня к отцу, к матери, там тебя на­кормят-напоят и чистой водицей обмоют.

Сжалился защипанный гусенёк, подставил Терешечке крылышки, встрепенулся и полетел вместе с ним.

Подлетели к окошечку родимого батюшки, сели на травке. А старушка напекла блинов, созвала гостей, поминает Терешечку и говорит:

—  Это тебе, гостёк, это тебе, старичок, а это мне блинок!

А Терешечка под окном отзывается:

—  А мне?

—  Погляди-ка, старичок, кто там просит блинок? Старик вышел, увидел Терешечку, обхватил его, при­вел к матери — пошло обниманье!

А защипанного гусенька откормили, отпоили, на волю пустили, и стал он с тех пор широко крыльями махать, впереди всех летать да Терешечку вспоминать.

Терёшечка

У старика со старухой не было детей. Век прожили, а детей не нажили.

Вот сделали они колодочку, завернули ее в пеленочку, стали качать да прибаюкивать:

— Спи-тко, усни, дитя Терёшечка, —

Все ласточки спят,
И касатки спят,
И куницы спят,
И лисицы спят,
Нашему Терешечке
Спать велят!

Качали так, качали да прибаюкивали, и вместо колодочки стал расти сыночек Терёшечка — настоя­щая ягодка.

Мальчик рос-подрастал, в разум приходил. Ста­рик сделал ему челнок, выкрасил его белой краской, а весельцы — красной.

Вот Терёшечка сел в челнок и говорит:

— Челнок, челнок, плыви далече,
Челнок, челнок, плыви далече.

Челнок и поплыл далеко-далеко. Терёшечка стал рыбку ловить, а мать ему молочко и творожок стала носить.

Придет на берег и зовет:

— Терёшечка, мой сыночек,
Приплынь, приплынь на бережочек,
Я тебе есть-пить принесла.

Терёшечка издалека услышит матушкин голос и подплывет к бережку. Мать возьмет рыбку, на­кормит, напоит Терешечку, переменит ему руба­шечку и поясок и отпустит опять ловить рыбку.

Узнала про то ведьма. Пришла на бережок и зовет страшным голосом:

— Терёшечка, мой сыночек,
Приплынь, приплынь на бережочек,
Я тебе есть-пить принесла.

Терёшечка распознал, что не матушкин это го­лос, и говорит:

— Челнок, челнок, плыви далече,
То не матушка меня зовет.

Тогда ведьма побежала в кузницу и велит куз­нецу перековать себе горло, чтобы голос стал как у Терёшечкиной матери.

Кузнец перековал ей горло. Ведьма опять при­шла на бережок и запела голосом точь-в-точь ро­димой матушки:

— Терёшечка, мой сыночек,
Приплынь, приплынь на бережочек,
Я тебе есть-пить принесла.

Терёшечка обознался и подплыл к бережку. Ведьма его схватила, в мешок посадила и побе­жала.

Принесла его в избушку на курьих ножках и ве­лит своей дочери Алёнке затопить печь пожарче и Терёшечку зажарить.

А сама опять пошла на раздобытки.

Вот Аленка истопила печь жарко-жарко и го­ворит Терёшечке:

—  Ложись на лопату. Он сел на лопату, руки, ноги раскинул и не пролезает в печь. А она ему:

—  Не так лег.

—  Да я не умею — покажи как...

—  А как кошки спят, как собаки спят, так и ты ложись.

—  А ты ляг сама да поучи меня.

Аленка села на лопату, а Терёшечка ее в печку и пихнул и заслонкой закрыл. А сам вышел из избушки и влез на высокий дуб.

Прибежала ведьма, открыла печку, вытащила свою дочь Аленку, съела, кости обглодала.

Потом вышла на двор и стала кататься-валяться по траве.

Катается-валяется и приговаривает:

—  Покатаюсь я, поваляюсь я, Терёшечкина мясца наевшись.

А Терёшечка ей с дуба отвечает:

—  Покатайся-поваляйся, Аленкина мясца на­евшись!

А ведьма:

—  Не листья ли это шумят? И сама — опять:

—  Покатаюсь я, поваляюсь я, Терёшечкина мясца наевшись.

А Терёшечка все свое:

—  Покатайся-позаляйся, Аленкина мясца наевшись!

Ведьма глянула и увидела его на высоком дубу. Кинулась грызть дуб. Грызла, грызла — два перед­них зуба выломала, побежала в кузницу:

—  Кузнец, кузнец! Скуй мне два железных зуба.

Кузнец сковал ей два зуба.

Вернулась ведьма и стала опять грызть дуб. Грызла, грызла и выломала два нижних зуба. По­бежала к кузнецу:

—  Кузнец, кузнец! Скуй мне еще два железных зуба.

Кузнец сковал ей еще два зуба.

Вернулась ведьма и опять стала грызть дуб. Грызет — только щепки летят. А дуб уже трещит, шатается.

Что тут делать? Терёшечка видит: летят гуси-лебеди.

Он их просит:

— Гуси мои, лебедята!
Возьмите меня на крылья,
Унесите к батюшке, к матушке!

А гуси-лебеди отвечают:

—  Га-га, за нами еще летят — поголоднее нас, они тебя возьмут.

А ведьма погрызет-погрызет, взглянет на Те­рёшечку, облизнется — и опять за дело... Летит другое стадо. Терешечка просит:

— Гуси мои, лебедята!
Возьмите меня на крылья,
Унесите к батюшке, к матушке!

А гуси-лебеди отвечают:

—  Га-га, за нами летит защипанный гусенок, он тебя возьмет-донесет.

А ведьме уже немного осталось. Вот-вот пова­лится дуб.

Летит защипанный гусенок. Терёшечка его про­сит:

—  Гусь-лебедь ты мой! Возьми меня, посади на крылышки, унеси меня к батюшке, к матушке.

Сжалился защипанный гусенок, посадил Терёшечку на крылья, встрепенулся и полетел, понес его домой.

Прилетели они к избе и сели на травке. А старуха напекла блинов — поминать Теpёшeчку — и говорит:

—  Это тебе, старичок, блин, а это мне блин. А Терёшечка под окном:

—  А мне блин?

Старуха услыхала и говорит:

—  Погляди-ка, старичок, кто там просит блинок?

Старик вышел, увидел Терёшечку, привел к ста­рухе — пошло обниманье!

А защипанного гусенка откормили, отпоили, на волю пустили, и стал он с тех пор широко крыль­ями махать, впереди стада летать да Терёшечку вспоминать.

В обработке А.Н. Толстого