Записи с меткой «старый дом текст»

Старый дом

Старый-старый дом стоял на улице, выстроенной около трехсот лет тому назад — в этом можно было легко убедиться, потому что на его карнизе, в виньетке из тюльпанов и хмеля, был вырезан год его постройки, а под ним, старинными буквами и с соблюдением старин­ной орфографии, целое стихотворение. Со всех наличников смотрели уморительные рожи, корчившие гримасы. Верхний этаж дома значи­тельно выступал над нижним; под самою крышей шел водосточный желоб, оканчивавшийся драконовой головою. Дождевая вода должна была вытекать у дракона из пасти, но текла из живота — желоб был дырявый.

Все остальные дома на улице были такие новенькие, чистенькие, с большими окнами и прямыми, ровными стенами; по всему видно было, что они не желали иметь со старым домом ничего общего и даже думали: «Долго ли он будет торчать тут на позор всей улице? Из-за этого выступа нам не видно, что делается вокруг! А лестница-то, лестница-то! Широкая, будто во дворце, и высокая, словно ведет на колокольню! Железные перила напоминают вход в могильный склеп, а на дверях блестят большие медные бляхи! Просто неприлично!»

Напротив старого дома, на другой стороне улицы, стояли такие же новенькие, чистенькие домики и думали то же, что их собратья; но в одном из них сидел у окна маленький краснощекий мальчик с ясны­ми, сияющими глазами; ему старый дом и при солнечном и при лун­ном свете нравился значительно больше всех остальных домов. Глядя на стену старого дома с потрескавшейся и местами пообвалившейся штукатуркою, он рисовал себе самые причудливые картины прошло­го, воображал всю улицу застроенной такими же домами, с широкими лестницами, выступами и остроконечными крышами, видел перед собою солдат с алебардами и водосточные желоба в виде дракона и змиев... Да, можно таки было заглядеться на старый дом! Жил в нем один старичок, носивший короткие панталоны до колен, кафтан с большими металлическими пуговицами и парик, про который сразу можно было сказать: вот это настоящий парик! По утрам к старику приходил старый слуга, который прибирал все в доме и исполнял поручения хозяина; остальное время дня старик оставался в доме один-одинешенек. Иногда он подходил к окну взглянуть на улицу и на соседние дома; мальчик, сидевший у окна, кивал старику головой и получал в ответ такой же дружеский кивок. Так они познакомились и подружились, хоть и ни разу не говорили друг с другом, — это ничуть не помешало!

Однажды мальчик слышал, как мать сказала отцу:

—  Старику живется вообще недурно, но он так одинок, бедный! В следующее же воскресенье мальчик завернул что-то в бумажку, вышел за ворота и остановил проходившего мимо слугу старика.

—  Послушай! Снеси-ка это от меня старому господину! У меня два оловянных солдатика, ведь старый господин так одинок, бедный!

Слуга, видимо, обрадовался, кивнул головой и отнес солдатика в старый дом. Потом тот же слуга явился к мальчику спросить, не пожелает ли он сам навестить старого господина. Родители позволи­ли, и мальчик отправился в гости.

Медные бляхи на перилах лестницы блестели ярче обыкновенно­го, точно их вычистили в ожидании гостя, а резвые трубачи, — на дверях были ведь вырезаны трубачи, выглядывавшие из тюльпа­нов, — казалось, трубили изо всех сил, и щеки их раздувались силь­нее, чем всегда. Они трубили:«Тра-та-та-та! Мальчик идет! Тра-та-та-та!» Двери отворились, и мальчик вошел в коридор. Все стены были увешаны старыми портретами рыцарей в латах и дам в шелковых платьях, рыцарские доспехи бряцали, а платья шуршали...

Потом мальчик попал на лестницу, которая сначала шла высоко вверх, а потом опять вниз, и очутился на довольно-таки ветхой тер­расе с большими дырами и широкими щелями в полу, из которых выглядывали зеленая трава и листья. Вся терраса, весь двор и даже вся стена дома были увиты зеленью, так что терраса выглядела насто­ящим садом, а на самом-то деле это была только терраса! Здесь стояли старинные цветочные горшки в виде голов с ослиными ушами; цветы росли в них хаотично. В одном горшке так и лезла через край гвозди­ка: зеленые ростки ее разбегались во все стороны, и гвоздика как будто говорила: «Ветерок ласкает меня, солнышко целует и обещает пода­рить мне в воскресенье еще один цветочек! Еще один цветочек в воскресенье!»

С террасы мальчика провели в комнату, обитую свиною кожей с золотым тиснением.

Да, позолота-то сотрется,
Свиная ж кожа остается! —

говорили стены.

В той же комнате стояли украшенные резьбою кресла с высокими спинками.

—  Садись! Садись! — приглашали они, а потом жалобно скрипе­ли. — Ох, какая ломота в костях! И мы схватили ревматизм, как старый шкаф. Ревматизм в спине! Ох!

Затем мальчик прошел в ту самую комнату, которая нависала, словно балкон, над нижним этажом. Тут сидел сам старичок хозяин.

—  Благодарю за оловянного солдатика, дружок!— сказал он маль­чику. — И благодарю, что сам зашел ко мне!

«Так, так» или, скорее, «кхак, кхак!» — закряхтела и заскрипела мебель. Стульев, столов и кресел было так много, что они мешали друг другу смотреть на мальчика.

На стене висел портрет прелестной молодой дамы с живым весе­лым лицом, но причесанной и одетой по старинной моде: волосы ее были напудрены, а платье стояло колом. Она не сказала ни «так» ни «кхак», но ласково смотрела на мальчика, и он сейчас же спросил старика:

—  Где вы ее достали?

—  В лавке старьевщика! — отвечал тот. — Там много таких порт­ретов, но никому до них нет дела: никто не знает, с кого они писаны, — все эти лица давным-давно умерли и похоронены. Вот и этой дамы нет на свете лет пятьдесят, но я знавал ее в старину.

Под картиной висел за стеклом букетик засушенных цветов; им, верно, тоже было лет под пятьдесят, — такие они были старые! Маят­ник больших старинных часов ходил взад и вперед, стрелка двига­лась, и все в комнате старело — с каждою минутой, само того не замечая.

—  У нас дома говорят, что ты ужасно одинок! — сказал мальчик.

—  О! Меня постоянно навещают воспоминания... Они приводят с собой столько знакомых лиц и образов!.. — А теперь вот и ты навестил меня! Нет, мне хорошо.

И старичок снял с полки книгу с картинками. Тут были целые процессии, диковинные кареты, которых теперь уж не увидишь, сол­даты, похожие на трефовых валетов, городские ремесленники с раз­вевающимися знаменами. У портных на знаменах красовались ножницы, поддерживаемые двумя львами, у сапожников же не сапо­ги, а орел о двух головах — сапожники ведь делают все парные вещи. Да, вот это была книжка так книжка!

Старичок хозяин пошел в другую комнату за вареньем, яблоками и орехами. Нет, в старом доме, право, было прелесть как хорошо!

—  А мне просто невмочь оставаться здесь! — сказал оловянный солдатик, стоявший на сундуке. — Тут так пусто и печально. Нет, кто привык к семейной жизни, тому здесь не житье. Сил моих больше нет! День тянется здесь без конца, а вечер и того дольше! Тут не услышишь ни приятных бесед, какие вели, бывало, между собою твои родители, ни веселой возни ребятишек, как у вас! Старый хозяин так одинок! Ты думаешь, его кто-нибудь целует? Смотрит на него кто-нибудь ласково? Бывает у него елка? Получает он подарки? Нет, никогда! Вот он разве гроб получит!.. Нет, право, я не выдержу такого житья!

—  Ну, ну, полно! — сказал мальчик. — По-моему, здесь чудесно; сюда ведь заглядывают воспоминания и приводят с собою столько знакомых лиц!

—  Что-то не видел я их, да ведь это не мои знакомые! — отвечал оловянный солдатик. — Нет, мне просто не под силу оставаться здесь!

—  А надо! — сказал мальчик.

В эту минуту в комнату вошел с веселою улыбкой на лице старичок и чего-то он только ни принес! И варенья, и яблок, и орехов! Мальчик перестал и думать об оловянном солдатике.

Веселый и довольный вернулся он домой. Проходили дни за днями; мальчик по-прежнему посылал в старый дом поклоны, а оттуда в ответ тоже возвращались поклоны, и мальчик вновь отправился туда в гости.

Резные трубочки опять затрубили: «Тра-та-та-та! Мальчик при­шел! Тра-та-та-та!» Рыцари и дамы на портретах бряцали доспехами и шуршали шелковыми платьями, и свиная кожа говорила, а старые кресла скрипели от ревматизма в спине:« Ох!» Словом, все было как и в первый раз, — в старом доме часы и дни шли один за другим, без всякой перемены.

—  Нет, я не выдержу! — сказал оловянный солдатик. — Я уже пла­кал оловом! Тут слишком печально! Пусть лучше пошлют меня на войну, и отрубят там руку или ногу! Все-таки перемена будет! Сил моих больше нет!.. Теперь и я знаю, что это за воспоминания, которые приводят с собою знакомых лиц! Меня они тоже посетили, и, поверь, им не обрадуешься! Особенно если они станут посещать тебя часто. Под конец я готов был спрыгнуть с сундука!.. Я видел тебя и всех твоих!.. Вы все стояли передо мною, как живые! Это было в воскре­сенье... Все вы, ребятишки стояли в столовой, такие серьезные , на­божно сложив руки, и пели утренний псалом... Папа и мама стояли тут же. Вдруг дверь отворилась и вошла незваная двухгодовалая сес­тренка ваша Мари. А ей стоит только услышать музыку или пение — все равно какое, сейчас начинает плясать. Вот она и принялась при­плясывать, но никак не могла поймать такт — вы пели так протяжно... Она поднимала то одну ножку, то другую и вытягивала шейку, но дело не ладилось. Никто из вас даже не улыбнулся, хоть и трудно было удержаться. Я таки не удержался, засмеялся про себя, да и слетел со стола! На лбу у меня вскочила большая шишка — она и теперь еще не прошла, и поделом мне было!.. Много и еще чего вспоминается мне... Все, что я видел, слышал и пережил в вашей семье, так и всплывает у меня перед глазами! Вот каковы они, эти воспоминания, и вот что они приводят с собой!.. Скажи, вы и теперь еще поете по утрам? Расскажи мне что-нибудь про малютку Мари! А мой друг, оловянный солдатик, как поживает? Вот счастливец!.. Нет, нет, я просто не выдержу!..

—  Ты подарен! — сказал мальчик. — И должен оставаться здесь! Ты разве не понимаешь этого?

Старичок хозяин явился с ящиком, в котором было много разных диковинок: какие-то шкатулочки, флакончики и колоды старинных карт — таких больших, расписанных золотом, теперь уже не уви­дишь! Старичок отпер для гостя и большие ящики старинного бюро и даже клавикорды, на крышке которых был нарисован ландшафт. Ин­струмент издавал под рукой хозяина тихие дребезжащие звуки, а сам старичок напевал при этом какую-то заунывную песенку.

—  Эту песню певала когда-то она! — сказал он, кивая на портрет, купленный у старьевщика и глаза его заблестели.

—  Я хочу на войну! Хочу на войну! — завопил вдруг оловянный солдатик и бросился с сундука.

Куда же он девался! Искал его и сам старичок хозяин, искал и мальчик — нет нигде, да и только.

—  Ну, я найду его потом! — сказал старичок, но так и не нашел. Пол весь был в щелях, солдатик упал в одну из них и лежал там, как в открытой могиле.

Вечером мальчик вернулся домой. Проходило время; наступила зима; окна замерзли, и мальчику приходилось дышать на них, чтобы оттаяло хоть маленькое отверстие, в которое бы можно было взгля­нуть на улицу. Снег запорошил все завитушки и надписи на карнизе старого дома и завалил лестницу, — дом стоял словно нежилой. Имен­но так и было: старичок, хозяин его, умер.

Вечером к старинному дому подкатила колесница, на которую поставили гроб и повезли старичка за город, в фамильный склеп. Никто не шел за гробом — все друзья старика давно-давно умерли. Мальчик послал вслед гробу воздушный поцелуй.

Несколько дней спустя в старом доме назначен был аукцион. Мальчик видел из окошка, как уносили старинные портреты рыцарей и дам, цветочные горшки с длинными ушами, старые стулья и шкафы. Одно пошло сюда, другое туда; портрет дамы, купленный в лавке старьевщика, вернулся туда же, да так там и остался: никто ведь не знал этой дамы, никому и не нужен был ее портрет.

Весною стали ломать старый дом — эта жалкая развалюха уже мозолила всем глаза, и с улицы можно было заглянуть в самые ком­наты с обоями из свиной кожи, висевшими клочьями; зелень на тер­расе разрослась еще пышнее и густо обвивала упавшие балки. Потом расчистили и место.

—  Вот и отлично! — сказали соседние дома.

На месте старого дома на улице выстроили новый, с большими окнами и белыми ровными стенами. Перед ним, то есть, собственно, на том самом месте, где стоял прежде старый дом, разбили садик, и виноградные лозы потянулись оттуда к стене соседнего дома. Садик был обнесен высокой железною решеткой, и вела в него железная калитка. Все это выглядело так нарядно, что прохожие останавлива­лись и глядели сквозь решетку. Виноградные лозы были усеяны де­сятками воробьев, которые чирикали наперебой, но не о старом доме, — они ведь не могли его помнить; с тех пор прошло столько лет, что мальчик успел стать мужчиною. Из него вышел дельный человек — на радость родителям. Он только что женился и переехал со своею молодою женой как раз в этот новый дом с садом.

Оба они были в саду; муж смотрел, как жена сажала на клумбу какой-то приглянувшийся ей полевой цветок. Вдруг молодая женщин на вскрикнула:

—  Ай! Что это?

Она укололась — из мягкой, рыхлой земли торчало что-то острое. Это был — да, подумайте только! — оловянный солдатик, тот самый, что потерялся у старика, валялся в мусоре и, наконец, много-много лет пролежал в земле.

Молодая женщина обтерла солдатика сначала зеленым листком, а затем своим тонким носовым платком. Как чудесно пахло от него духами! Оловянный солдатик словно очнулся от обморока.

—  Дай-ка мне посмотреть! — сказал молодой человек, засмеялся и покачал головой. — Ну, это, конечно, не тот самый, но он напоми­нает мне одну историю из моего детства!

И он рассказал своей жене о старом доме, о хозяине его и об оловянном солдатике, которого он послал в подарок бедному одино­кому старичку. Словом, он рассказал все, как было в действительно­сти, и молодая женщина даже прослезилась, слушая его.

—  А может быть, это и есть тот самый оловянный солдатик!— сказала она. — Я спрячу его на память. Но ты непременно покажи мне могилу старика.

—  Я и сам не знаю, где она! — отвечал он. — Да и никто не знает! Все его друзья умерли раньше него, никому не было и дела до его могилы, я же в те времена был еще совсем маленьким мальчуганом.

—  Как ужасно быть таким одиноким! — сказала она.

—   Ужасно быть одиноким! — сказал оловянный солдатик. — Но какое счастье сознавать, что тебя не забыли!

—  Счастье! — повторил чей-то голос совсем рядом, но никто не расслышал его кроме оловянного солдатика.

Оказалось, что это говорил лоскуток свиной кожи, которою когда-то были обиты комнаты старого дома. Позолота с него вся сошла, и он был похож скорее на грязный комок земли, но у него был свой взгляд на вещи, и он высказал его:

Да, позолота-то сотрется,
Свиная ж кожа остается!

Но оловянный солдатик с этим не согласился.

Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.