Жених и невеста
В одном ящике вместе с другими игрушками лежали мячик и волчок, вот волчок и говорит мячику:
— Не пожениться ли нам, раз уж мы лежим в одном ящике?
Но мячик, сшитый из сафьяна и воображавший о себе бог весть что, как любая барышня, не захотел ответить на такой вопрос.
На другой день пришел мальчик, хозяин игрушек, и покрасил волчок красной и желтой краской, а в самую серединку вбил медный гвоздик. Вот было красиво, когда волчок завертелся!
— Посмотрите-ка на меня! — сказал он мячику. — Что вы скажете теперь? Не пожениться ли нам? Чем мы не пара? Вы прыгаете, а я танцую. Счастливее нас не было бы никого на свете.
— Вы думаете? — сказал мячик. — Вы, должно быть, не знаете, что мои родители были сафьяновыми туфлями и что внутри меня пробка!
— А я из красного дерева, — сказал волчок, — и меня выточил сам городской судья. У него есть токарный станок, и он с большим удовольствием обтачивал меня!
— Так ли? — усомнился мячик.
— Пусть не коснется меня запускной кнутик, если я лгу! — сказал волчок.
— Вы так красноречивы, — сказал мячик, — но я все-таки не могу согласиться. Я уже почти невеста! Стоит мне взлететь на воздух, как из гнезда высовывается стриж и спрашивает: «Ну как? Ну как?» Мысленно я всякий раз говорю «да», — значит, дело почти слажено. Но я обещаю вам, что никогда не забуду вас.
— Вот еще! Очень нужно! — сказал волчок; и они перестали разговаривать друг с другом.
На другой день мячиком стал играть мальчик. Волчок смотрел, как он, точно птица, взвивался в воздух все выше, выше... и, наконец, совсем исчезал из глаз, потом опять падал и, коснувшись земли, снова взлетал вверх, — потому ли, что его влекло туда, или потому, что внутри у него сидела пробка, неизвестно. В девятый раз мячик взлетел и — не вернулся! Мальчик искал, искал его — нет нигде, да и только!
«Я догадываюсь, где мячик! — вздохнул волчок. — В стрижином гнезде, замужем за стрижом!»
И чем больше думал волчок о мячике, тем больше влюблялся. И именно потому любовь его так разгорелась, что мячик предпочел ему другого.
Волчок крутился и пел, но не прекращал думать о мячике, который казался ему все прекраснее и прекраснее.
Так прошло много лет, и любовь эта стала старой любовью.
Да и сам волчок постарел... Раз его взяли и вызолотили.
Никогда еще он не был таким красивым! Он весь стал золотой и кружился и жужжал так, что любо! Замечательно у него это получалось. Вдруг он прыгнул слишком высоко и пропал.
Искали, искали, даже в погреб слазили — нет, нет и нет!
Куда же он девался?
Он прыгнул в помойное ведро! Оно стояло как раз под водосточным желобом и было полно всякой дряни: обгрызенных кочерыжек, щепок, сора.
— Угодил, нечего сказать! — вздохнул волчок. — Тут всякая позолота с меня слетит. И что за компания, в которой я очутился? — и он покосился на длинную кочерыжку и еще на какую-то странную круглую вещь, вроде яблока. Но это было не яблоко, а старый мячик, который много лет пролежал в водосточном желобе, весь промок и, наконец, упал в ведро.
— Слава богу! Наконец-то хоть кто-нибудь из нашего круга, с кем можно поговорить! — сказал мячик, посмотрев на вызолоченный волчок. — Я ведь, в сущности, из сафьяна и сшит девичьими руками, а внутри меня пробка! Но кто скажет это, глядя на меня? Я чуть не вышел замуж за стрижа, да вот попал в водосточный желоб и пролежал там целых пять лет. А это не шутка! Особенно для девицы!
Волчок молчал, — он думал о своей прежней возлюбленной и все больше и больше понимал, что это она.
Пришла служанка, чтобы опорожнить ведро.
— А, вот где наш волчок! — сказала она.
И волчок опять попал в комнаты и в честь, а о мячике и не вспоминали. Сам же волчок больше никогда не говорил о своей старой любви. Если твоя возлюбленная пролежит пять лет в водосточном желобе, то любовь пройдет и ее ни за что не узнаешь, если встретишься в помойном ведре.
Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.
Свинья-копилка
Как много было игрушек в детской... А выше всех, на шкафу, стояла копилка — глиняная свинья. На спине у нее, как и полагается, была прорезана щель для монет. Сначала эта щель была узенькая, но потом ее расширили перочинным ножиком, чтобы в нее пролезали и крупные монеты. Две такие монеты уже лежали на дне ее брюшка, а уж про мелочь и говорить нечего. Мелочью свинья, как говорится, была битком набита, так что и брякнуть не могла. Чего же больше? Ни одна свинья с деньгами не могла бы пожелать лучшей участи.
Итак, свинья стояла на шкафу и смотрела на всех в детской сверху вниз. Она знала, что денег у нее по горло и она может скупить все игрушки, которые лежат и стоят внизу. А сознавать это довольно приятно — особенно свинье.
Игрушки знали, чего стоит свинья и что она о себе думает, хотя и не говорили об этом. Да и к чему? У них и без того было о чем поболтать.
И вот из полуоткрытого ящика комода выглянула большая кукла. Она была уже не слишком молода, и шея у нее была подклеена. Кукла посмотрела направо, налево и сказала:
— Давайте играть в людей. От скуки и это не худо! — Все засуетились. Даже картины — и те закачались на стенах и показали свою оборотную сторону, но никто не стал возражать против этого.
Пробило двенадцать часов. В окна вовсю светил месяц, не требуя за освещение никакой платы. Одним словом, было самое подходящее время начинать игру.
Играть, пригласили всех, даже детскую коляску, хотя она была очень большая и неуклюжая. Скорее мебель, чем игрушка.
— Что ж, каждому — свое, — говорила коляска. — Не всем же быть знатными господами. Надо кому-нибудь и дело делать.
Только одной свинье-копилке послали пригласительный билет. Ее нельзя было позвать запросто, — она стояла так высоко над всеми, что могла и не расслышать.
Впрочем, и на письменное приглашение свинья не соизволила ответить, придет она или не придет. Да, в конце концов, так и не пришла.
В самом деле, зачем ей спускаться вниз? Пусть другие позаботятся, чтобы она все видела, оставаясь на своем месте.
Делать нечего, пришлось исполнять ее желание. Кукольный театр поставили прямо против шкафа, чтобы свинья все видела, не сходя с места.
Праздник решили начать с представления, потом предполагалось чаепитие и наконец веселая дружеская беседа.
Именно с этого и началось. Лошадь-качалка рассказала, как объезжают лошадей и что такое чистота конской породы, детская коляска поговорила о железных дорогах и о поездах, которые будто бы движутся паром. В самом деле, кто же мог об этом судить, если не она... Стенные часы рассуждали по поводу политики — тики-тики! Они были уверены, что идут в ногу со временем, но злые языки утверждали, что они порядком отстают. Бамбуковая тросточка хвалилась своим серебряным колпачком и железным башмачком. Еще бы, она могла считать себя щеголихой с головы до ног! По углам дивана молча лежали две пухленькие, расшитые шелками подушечки. Обе были премиленькие и преглупенькие.
Наконец началась кукольная комедия.
Все если и приготовились хлопать в ладоши. Те же, у кого не было ладоней, могли щелкать и стучать чем попало.
Впрочем, один бойкий хлыстик наотрез отказался щелкать, когда на сцену выходят пожилые куклы, и сказал, что щелкает только молоденьким, еще не просватанным куколкам.
— Нет, уж если хлопать, так всем, — заявил пистон.
«А мне бы только свой угол! — думала плевательница. — Лишь бы где-нибудь постоять...»
Одним словом, каждый рассуждал по-своему.
Комедия, говоря честно, была неважная, но актеры играли превосходно.
Они показывались зрителям только своей лучшей — раскрашенной — стороной. А нитки у них были такие длинные, что каждая кукла могла играть выдающуюся роль или, как говорится, выходить из ряда вон.
Зрители были очень растроганы.
Кукла с подклеенной шеей до того размякла, что просто потеряла голову.
Даже свинья-копилка была тронута до того, что ей захотелось сделать что-нибудь хорошее, доброе, — например, упомянуть в своем завещании лучшего из актеров: пусть его похоронят рядом с нею, когда придет пора.
Короче говоря, все были очень довольны. На радостях даже отказались от чая — и хорошо сделали, потому что его не было. Вместо этого опять принялись болтать. Это называлось у них «играть в людей». Не то, чтоб они передразнивали людей или насмехались над ними. Нет, они просто играли, и каждый при этом думал о себе да еще о том, что скажет о нем свинья с деньгами.
А свинья, подумав о своем завещании и похоронах, уже не могла думать ни о чем другом. «Когда придет пора...» Ах, она приходит нежданно-негаданно...
Хлоп! Неизвестно отчего, свинья вдруг свалилась со шкафа и разлетелась вдребезги. Монеты раскатились во все стороны. Мелочь при этом крутилась волчком, а большие тяжелые монеты неторопливо катились вдоль половиц. Одна монета катилась потому что больше всех ей давно хотелось попутешествовать по белу свету.
Так оно и случилось. Все монеты и монетки разбрелись в разные стороны. А глиняные черепки от свиньи-копилки вымели как с мусором.
Уже на следующий день на верхушке шкафа появилась новая глиняная свинья-копилка. В брюхе у нее еще не было ни одной монетки, и поэтому, сколько бы ее не трясли, она не могла брякнуть, — совсем как та старая свинья, у которой брюхо было до отказа набито деньгами.
Ведь это было только началом истории новой свиньи-копилки. А наша сказка — кончилась.