Это кара божья на нас

 - А в самом деле, была ли когда-нибудь Цыгания? - спрашивал у меня всякий раз малыш Кико в конце этой сказки. Я ее часто рассказывал детишкам. Ну, подумайте сами, можно ли к каждой тележ­ке с углем придумать новую сказку? Я, конечно, и говорю ему:

- Да откуда мне знать это? Я сам был еще сов­сем маленьким найко* (цыганенок (цыганск.)), когда отец поставил меня к на­ковальне сюда, в яму, - с тех пор я никуда не ходил дальше переезда. Была ли Цыгания или нет - спро­си у гаджо* (нецыган, инородец (цыганск.)): они лучше знают, они ученые. Мы зна­ем только одно - то, чего не знают гаджо. Мы знаем, кто, еще не начав работать, уже роет себе могилу. Ты спроси любого гаджо - не скажет. А вот я отвечу тебе: мы, гвоздари. Потому что едва мы выходим из того возраста, когда дробят уголь, как каждому из нас отец дает в руки лопату и говорит:

- Ну-ка, вырой себе яму, сын мой.

Ну и роешь, а когда выроешь, становишься в нее и работаешь, покуда не изведет тебя кашель. Так отку­да тебе знать, что было и чего не было? Одно только и знаешь: работать, чтоб сделать ежедневно кило два костылей, а там - покойной ночи. Гаджо даже невдомек, что ромы работают на него, чтобы у него было красиво дома. Кто изготовляет плотничью ско­бу? Кто кует рогульчатый гвоздь? А корабельный? А каблучный? - Ром. А кто знает об этом? - Тоже ром. Больше никто не знает. Знают только, что цыгане вшивые, что они крадут и что нет у нас чести. Даже в песне сказано об этом:

Боже, ты кого захочешь
Покараешь, опорочишь;
И меня ты, правый боже,
Покарал жестоко тоже.
Все кричат: гони монету!
У меня ж деньжонок нету,
А с червонцами, пожалуй,
Я б ходил в чести немалой!

Поверьте уж вы мне, старому рому. Случилось это еще тогда, когда наш святой и всемогущий бог раздавал людям ремесла. Послал он святого Петра за цыганом.

А цыган и тогда уже жил в халупе на краю деревни. Заходит к нему святой Петр и видит: лежит цыган на земляном полу, вернее, на соломе, и гоняет мух с живота.

- Ты что это делаешь, морэ* (цыган (цыганск.))? - спрашивает у него святой Петр.

- Разве не видите? - нагло отвечает тот. - Что мне еще делать? Ремеслом не наделили, вот и гоняю мух.

- Неверно это! - говорит святой Петр. - Сту­пай-ка ты к святому и всемогущему богу, он наделит ремеслом и тебя. Аль ждешь, что господь сам прине­сет тебе ремесло на подносе?

- Да ладно, мне не к спеху, - говорит мудрый цыган. - Вы присядьте, ваша милость. Жалко, нечем вас попотчевать, но жена моя ушла в село те мангу* (побираться, просить милостыню (цыганск.)). Вернется, может, принесет что-нибудь. А покуда ее нет, я все равно не могу уйти из дому.

Чтобы время шло быстрее, цыган начал напевать святому Петру:

Гей, Мими из дому - шасть:
Кукурузу вышла красть!
Обрезает баба стебли,
Чтобы стебли не хрустели.

Но святой Петр собрался уходить, ибо было у него много дел; надо ремесла распределять. Заждался, говорит, его светлейший бог. Скорее всего, ему не по вкусу пришлась песня про Мими, но не захотел он про это говорить: он был очень деликатным чело­веком.

А цыган продолжал гонять мух, но все больше одолевал его бокхалипе* (голод (цыганск.)). А жены все не было, хотя уже давно стемнело.

Около полуночи, когда у цыгана с голоду уже свет померк в очах, пришла жена. Цыган принялся ее те чалавен* (бить (цыганск.)) - почему не вернулась до полуночи. А тут он еще заметил, что она пришла с пустыми руками. И понял, что нане со те хан* (есть нечего (цыганск.))!

Так и легли спать с пустыми желудками. И, как принято у настоящих ромов, проспали все утро и весь день. Уже солнце клонилось к закату, когда цыган наконец оделся. «Ой, чуть не забыл, - подумал он, - надо же сходить наверх, к богу: авось, доста­нется и мне какая нибудь выгодная профессия, его святое величество бог, поди, хранит для меня теплое местечко». Он разбудил жену, отряхнул с нее солому, чтобы она в приличном виде предстала перед лицом великого бога.

И вот подвел святой Петр земных пришельцев к богу. Но, к удивлению цыгана, господь сказал ему гак:

- Я уже роздал ремесла, бедный цыган. Роздал все до одного. Тебе ничего не осталось. Но, посколь­ку ты все же явился ко мне, я и тебя не оставлю без ремесла. Пусть ремеслом твоим будут кражи, а жене твоей даю гадание, тем более что я слышал, будто вы и прежде этим занимались.

И бог отпустил цыгана.

Вот как получилось: нас считают бесчестными, дразнят нас, ругают, потому, что не захотели мы пе­речить его святому величеству богу.

«Никогда не было тебя, Цыгания!» // Перевод с венгерского И. Миронец — Москва: Издательство иностранной литературы, 1961 — с.112 (Sosemvolt Ciganyorszag! Szegkovacs cigany tortenetek. Budapest, 1958)