Дюймовочка

Жила-была одна женщина, и не было у нее детей. А ей так хотелось маленького ребеночка. Как-то пошла она к старой колдунье и сказа­ла:

—  Мне очень хочется, чтобы у меня была дочка. Не скажешь ли ты, где мне ее взять?

—  Почему не сказать? — ответила колдунья. — Вот тебе ячменное зерно. Это зерно не простое, не такое, какие растут на крестьянских полях и которыми кормят кур. Посади ты это зернышко в цветочный горшок, а потом увидишь, что будет.

—  Спасибо тебе! — сказала женщина и дала колдунье двенадцать грошей.

Потом она пошла домой и посадила ячменное зернышко в цветоч­ный горшок. Только она его посадила, зернышко сразу проросло, а из ростка вырос большой чудесный цветок, совсем как тюльпан. Но лепестки цветка были плотно сжаты, точно у нераспустившегося бу­тона.

—  Какой прелестный цветок! — сказала женщина и поцеловала красивые пестрые лепестки.

И как только она поцеловала лепестки, там внутри, в бутоне, что-то щелкнуло, и он распустился. Это был точь-в-точь тюльпан, но в самой чашечке на зеленом пестике цветка сидела девочка. Она была маленькая-маленькая, всего в дюйм* ростом. Ее так и прозвали Дюй­мовочкой.

Скорлупка грецкого ореха была ее колыбелькой, голубые фиалки — периной, а лепесток розы — одеялом. В скорлупке она спала ночью, а днем играла на столе. Женщина поставила на стол тарелку с водой, а на края тарелки положила цветы, и длинные стебельки цветов купались в воде. Для маленькой Дюймовочки тарелка была целым озером, и Дюймовочка плавала по этому озеру на лепестке тюльпана, как в лодочке. Вместо весел у нее были два белых конских волоса. Дюймовочка целые дни каталась на своей чудесной лодочке, переплывала с одной стороны тарелки на другую и распевала песни. Та­кого нежного голоска, как у нее, никто никогда не слышал.

Однажды ночью, когда Дюймовочка спала в своей колыбельке, через открытое окно в комнату влезла большущая жаба, мокрая и безобразная.

Она прыгнула прямо на стол и заглянула в скорлупку, где спала под лепестком розы Дюймовочка.

—  Вот славная жена будет моему сынку! — сказала жаба.

Схватив ореховую скорлупку с девочкой, она выпрыгнула через окно в сад.

В саду протекала речка, а у самого ее берега было топкое болото. Здесь-то, в болотной тине, и жила старая жаба со своим сыном. Сын был тоже мокрый и безобразный — точь-в-точь, как его мать, старая жаба.

—  Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! — только и мог он сказать, когда увидел маленькую девочку в ореховой скорлупке.

—  Тише ты! Разбудишь ее, и она убежит от нас, — сказала старая жаба. — Она ведь легче лебединого пуха. Посадим-ка ее на самую середину реки, на широкий лист кувшинки,— это целый остров для такой малютки. Отсюда уж ей ни за что не убежать. А я тем временем смастерю для вас в тине уютное гнездышко.

В тине росло много кувшинок; их широкие зеленые листья плава­ли по воде. Самый большой лист был дальше всех от берега. Жаба подплыла к этому листу и поставила на него ореховую скорлупку, в которой спокойно спала девочка.

Рано утром проснулась Дюймовочка и вдруг увидела, что она на листе кувшинки; кругом, куда ни посмотришь, вода, а берег чуть виднеется вдали. Дюймовочка очень испугалась и заплакала.

А старая жаба сидела в тине и украшала свой дом камышом и желтыми кувшинками, чтобы угодить молодой невестке. Когда все было готово, жаба поплыла со своим гадким сыном к листу, на котором сидела Дюймовочка, чтобы взять ее кроватку и поставить в спальне. Старая жаба низко присела в воде перед девочкой и сказала:

—  Вот мой сынок! Он будет твоим мужем. Вы славно заживете с ним у нас в тине.

—  Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! — только и мог сказать сынок.

Жабы взяли скорлупку и уплыли с ней, а Дюймовочка осталась одна на зеленом листе и горько-горько плакала — ей совсем не хоте­лось жить у гадкой жабы и выходить замуж за ее противного сына.

Маленькие рыбки, которые плавали под водой, видели жабу и ее сына и слышали, что она говорила Дюймовочке.

Они высунули из воды свои головы, чтобы посмотреть на крошку невесту. Как только рыбки увидели Дюймовочку, им стало ужасно жалко, что такой прекрасной девочке придется жить с жабами. Не бывать же этому! Рыбки со всей речки подплыли к листу кувшинки, на котором сидела Дюймовочка, и перегрызли стебелек листа.

И вот лист кувшинки поплыл по течению. Течение было сильное, и лист с девочкой плыл очень быстро. Теперь жаба никак не могла бы догнать Дюймовочку.

А Дюймовочка плыла все дальше, и маленькие птички, которые сидели в кустах, смотрели на нее и пели:

—  Какая прекрасная маленькая девочка!

Красивый белый мотылек всё время порхал вокруг Дюймовочки и наконец опустился на лист — уж очень ему понравилась она. Тогда Дюймовочка сняла с себя пояс, один конец набросила на мотылька, а другой привязала к своему листку, и листок поплыл еще быстрее.

Вдруг мимо пролетел майский жук. Он увидел Дюймовочку, схва­тил ее и унес на дерево, а зеленый лист кувшинки поплыл дальше, и с ним мотылек — он ведь был привязан и не мог освободиться.

Бедная Дюймовочка очень испугалась, когда жук схватив ее поле­тел на дерево. Но майскому жуку и горя было мало. Он сел высоко на дереве, покормил Дюймовочку сладким цветочным соком и сказал, что она ему очень нравится, хотя она и совсем не похожа на майского жука.

Затем к нему пришли в гости другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они рассматривали Дюймовочку с головы до ног, а жучки-барышни пожимали щупальцами.

—  У нее только две ножки! — говорили одни.

—  У нее даже нет щупальцев! — заметили другие.

—  Какая она тонкая! Она совсем как человек! — сказали третьи.

Она очень некрасивая! — решили наконец все жуки.

Тут майскому жуку, который принес Дюймовочку, так же пока­залось, что она очень некрасива, и он не захотел больше держать ее у себя — пусть идет куда знает. Он спустил ее вниз и посадил на ромашку.

Дюймовочка сидела на цветке и плакала: ей было обидно, что она такая некрасивая. Даже майские жуки прогнали ее.

Все лето прожила Дюймовочка одна-одинешенька в лесу. Она сплела себе из травы колыбельку и повесила ее под большой лист лопуха, чтобы ее не замочил дождик. Она ела сладкий цветочный мед и пила росу, которую каждое утро находила на листьях.

Так прошло лето и осень. Приближалась длинная холодная зима. Все птички улетели, цветы завяли, а большой лопух, под которым жила Дюймовочка, пожелтел, засох и свернулся в трубочку.

Дюймовочка дрожала от холода: платье ее порвалось, а она была такая маленькая, нежная — как ей не мерзнуть! Пошел снег, и каж­дая снежинка была для Дюймовочки то же, что для нас целая лопата снегу. Мы ведь большие, а она была всего-то с дюйм ростом. Она завернулась было в сухой лист, но он не согревал, и Дюймовочка дрожала как осенний лист.

Тогда она решила уйти из лесу и поискать себе приют на зиму.

За лесом, в котором жила Дюймовочка, было большое поле. Хлеб с поля уже давно убрали, и только короткие сухие стебельки торчали из мерзлой земли.

В поле было еще холоднее, чем в лесу, и бедняжка совсем замерз­ла. Но вот Дюймовочка подошла к норке полевой мыши; вход в нее был прикрыт сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и довольстве: кухня и кладовая у нее были битком набиты хлебными зернами. Дюймовочка встала у порога, как нищенка, и попросила подать ей кусочек ячменного зернышка — она два дня ничего не ела.

—  Ах ты, бедняжка! — посетовала полевая мышь (она была, в сущности, добрая старушка). — Ну, иди сюда, погрейся да поешь со мной!

И Дюймовочка спустилась в норку, обогрелась и поела. Старухе девочка очень понравилась, и она предложила ей:

—  Оставайся здесь на зиму. Я буду кормить тебя, а ты убирать как следует мой дом да рассказывать мне сказки — я очень люблю сказки.

И Дюймовочка стала делать все, что приказывала ей старая мышь. А жилось ей прекрасно в теплой норке.

—  Скоро к нам придут гости, — сказала однажды полевая мышь. — Раз в неделю приходит навестить меня мой сосед. Он очень богат и живет значительно лучше меня. У него большой дом под землей, и он носит чудесную черную бархатную шубу. Выходи, девочка, за него замуж! Уж с ним-то ты не пропадешь. Одна только беда: он совсем слепой и не увидит тебя. Зато ты будешь рассказывать ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.

Но Дюймовочке вовсе не хотелось выходить замуж за соседа — это ведь был крот.

Вскоре крот действительно пришел в гости к полевой мыши. Он был такой важный, ученый и богатый, а шуба на нем была бархатная и очень красивая.

Дом у него был в двадцать раз больше, чем домик полевой мыши. Там было много больших комнат и длинных коридоров, но солнце никогда не заглядывало туда. Крот терпеть не мог солнца и не выно­сил цветов — он ведь их никогда не видел.

Дюймовочку попросили петь для важного гостя, и она спела две песенки, да так хорошо, что крот сразу полюбил ее. Но он не сказал ни слова — он ведь был такой степенный и солидный господин.

А затем крот прорыл под землей длинный подземный ход от своего дома к самой норке полевой мыши и пригласил старую мышь с Дюй­мовочкой прогуляться по этому подземному ходу.

Крот взял в рот гнилушку — в темноте ведь гнилушка светит все равно что свечка — и пошел вперед, освещая длинный широкий коридор. На полпути крот остановился и сказал:

—  Здесь лежит какая-то птица. Но вам ее нечего бояться — она мертвая.

И крот проткнул своим широким носом дырку в потолке — днев­ной свет проник в подземный ход, и Дюймовочка увидела мертвую ласточку. Это была настоящая птица, с перьями и с клювом; она, должно быть, умерла в начале зимы и упала в норку крота.

Крылышки мертвой птички были крепко прижаты к телу, лапки и голова спрятаны в перышки. Бедная ласточка, наверное, умерла от холода. Дюймовочке стало жаль ее, она так любила птичек — ведь они все лето пели ей свои замечательные песенки. Но крот толкнул ласточку своими короткими лапами и сказал:

—  Теперь уж не посвистишь! Да, не хотел бы я родиться вот такой пичужкой! Она только и умеет чирикать да щебетать, а придет зима — что ей делать: помирать с голоду и холоду. Вот уж моим детям зимы не придется бояться.

—  Да, да! — сказала полевая мышь. — Какой прок от этого чири­канья? Песнями сыт не будешь, чириканьем зимой не согреешься.

А Дюймовочка молчала, но когда крот и мышь повернулись к птице спиной, она нагнулась к ласточке, раздвинула перышки и по­целовала ее прямо в закрытые глаза.

«Может быть, это та самая ласточка, которая так чудесно пела летом, — подумала девочка. — Сколько радости доставила ты мне, милая птичка!»

Потом крот заткнул дыру в потолке и проводил старую мышь и Дюймовочку домой.

Ночью Дюймовочке не спалось. Она встала с постельки, сплела из сухих былинок большой ковер, пошла в подземный ход и прикрыла ковром мертвую птичку. Затем Дюймовочка принесла из мышиной норки пушистый, мягкий мох и устроила из него постельку, чтобы мертвой птичке было удобнее лежать.

—  Прощай, милая ласточка! — сказала Дюймовочка. — Прощай! Спасибо тебе за то, что ты так чудесно пела мне летом, когда деревья были еще зеленые, а солнышко так славно грело!

И она положила голову на грудь птички и вдруг испугалась: девоч­ка услышала, как в груди ласточки что-то стучит. Это забилось сердце птицы — она была не мертва, а только окоченела от холода. И теперь согревшись она ожила.

Дюймовочка дрожала от страха — ведь птица была просто вели­каном по сравнению с такой крошкой. Но она собралась с духом, поплотнее закрыла ласточку ковриком, а затем сбегала, принесла листок мяты, которым сама укрывалась, и покрыла им голову птицы.

На следующую ночь Дюймовочка опять потихоньку пробралась к птице. Ласточка уж совсем ожила, только была еще очень слаба и еле-еле открыла глаза, чтобы посмотреть на девочку. Дюймовочка стояла перед нею с куском гнилушки в руках — другого фонаря у нее не было,

—  Спасибо тебе, милая крошка! — сказала больная ласточка. — Я так хорошо согрелась! Скоро я совсем поправлюсь и опять полечу на солнышко.

—  Ах, — сказала Дюймовочка, — теперь так холодно, идет снег! Останься лучше в своей теплой постельке, а я буду ухаживать за тобой.

Дюймовочка принесла ласточке воды в цветочном лепестке и не­сколько ячменных зернышек. Ласточка попила и поела, а затем рас­сказала девочке, как она повредила себе крыло о терновый куст и не смогла улететь вместе с другими в теплые края. Пришла зима, стало очень холодно, и она упала на землю... Больше ласточка уже ничего не помнила, и как попала сюда, в подземелье, она не знала.

Всю зиму прожила ласточка в подземелье, а Дюймовочка ухажи­вала за ней.

Ни крот, ни полевая мышь ничего не знали об этом — они ведь совсем не любили птичек.

Когда настала весна и пригрело солнышко, Дюймовочка открыла ту дыру, которую проделал в потолке крот, чтобы ласточка могла улететь. Ласточка спросила, не хочет ли девочка отправиться вместе с нею — пусть сядет к ней на спину, и они полетят в зеленый лес. Но Дюймовочке было жалко старую полевую мышь — она знала, что старухе без нее будет очень скучно.

—  Нет, я не могу улететь с тобой, — сказала она ласточке.

—  Прощай, прощай, милая девочка! — прощебетала ласточка и вылетела на волю.

Дюймовочка смотрела ей вслед, и слезы катились у нее из глаз — уж очень полюбила она птичку.

—  Тви-вить, тви-вить! — крикнула ласточка и скрылась в зеленом лесу.

А Дюймовочка осталась в мышиной норе. Теперь ей жилось очень плохо. Ей совсем не позволяли выходить на солнышко, а поле вокруг норки полевой мыши заросло высокими, толстыми колосьями и каза­лось Дюймовочке дремучим лесом.

И вот однажды пришел старый крот и посватался к Дюймовочке.

—  Да, теперь тебе нужно готовить приданое, — сказала старая мышь.— Ты выйдешь замуж за важного господина, и надо, чтобы у тебя всего было в достатке.

И Дюймовочке пришлось по целым дням прясть пряжу.

Старуха мышь наняла четырех пауков, и они днем и ночью сидели в мышиной норе и ткали разные ткани.

А толстый слепой крот приходил каждый вечер в гости и болтал о том, что скоро лету будет конец, солнце перестанет палить землю, и она снова станет мягкой и рыхлой. Вот тогда они сыграют свадьбу. Но Дюймовочка все грустила и плакала: она совсем не хотела выходить замуж за толстого крота.

Каждое день на восходе и закате солнца, Дюймовочка выходила на порог мышиной норки: иногда ветер раздвигал верхушки колосьев, и тогда ей удавалось увидеть кусочек голубого неба.

«Как светло, как хорошо тут, на воле!» — думала Дюймовочка и все вспоминала о ласточке; ей очень хотелось бы повидаться с птич­кой, но ласточки нигде не было видно: наверное, она летала там, далеко-далеко в зеленом лесу.

И вот наступила осень. Приданое Дюймовочки было готово.

—  Через четыре недели твоя свадьба! — сказала ей полевая мышь.

Но Дюймовочка заплакала и сказала, что не хочет выходить за­муж за скучного крота.

—  Глупости! — сказала старая мышь. — Не упрямься, а не то я укушу тебя своим белым зубом. Чем тебе крот не муж? У самой королевы нет такой черной бархатной шубки, как у него. Да и в погребах у него не пусто. Бога благодари за такого мужа!

И вот настал день свадьбы, и крот пришел за своей невестой. Теперь Дюймовочке придется переселиться в кротовую нору, жить глубоко под землей, и никогда она не увидит солнца — крот ни за что не позволит ей выходить из норы.

А бедной Дюймовочке было так тяжело навсегда распроститься с ясным солнышком И Дюймовочка вышла взглянуть на солнышко в последний раз.

Хлеб был уже убран с поля, и из земли опять торчали одни голые засохшие стебли. Девочка отошла от мышиной норки подальше и протянула к солнцу руки:

—  Прощай, солнышко, прощай!

Потом она увидела маленький красный цветочек, обняла его и сказала:

—  Поклонись, цветочек, от меня милой ласточке, если увидишь ее!

—  Тви-вить, тви-вить! — вдруг раздалось над ее головой.

Дюймовочка подняла глаза и увидела ласточку, которая пролете­ла мимо. Ласточка, увидев девочку, очень обрадовалась, а Дюймовоч­ка заплакала и рассказала, как ей не хочется выходить замуж за толстого крота и жить с ним глубоко под землей, куда никогда не заглядывает солнышко.

—  Уже наступает холодная зима, — сказала ласточка,— и я  улетаю далеко-далеко, в теплые края. Хочешь лететь со мной? Садись ко мне на спину, только привяжи себя покрепче поясом, и мы улетим с тобой от гадкого крота, улетим далеко, за синее море, где солнышко светит ярко, где всегда лето и цветут прекрасные цветы. Полетим со мной, милая крошка! Ты ведь милая крошка! Ты ведь спасла мне жизнь, когда я замерзала в темной, холодной яме.

—  Да, да, я полечу с тобой ! — сказала Дюймовочка.

Она села ласточке на спину и крепко привязала себя поясом к самому большому перышку.

Птица взвилась стрелой и полетела над темными лесами, над синими морями и высокими горами, покрытыми снегом. Тут было очень холодно, и Дюймовочка вся зарылась в теплые перья ласточки и высунула только голову, чтобы любоваться прекрасными местами, над которыми они пролетали.

Но вот и теплые края! Тут солнце сияло гораздо ярче, небо было выше, чем у нас, а около канав и изгородей вился чудесный зеленый виноград. В лесах росли лимоны и апельсины, пахло миртами и души­стой мятой, а по дорожкам бегали веселые ребятишки и ловили боль­ших пестрых бабочек. Но ласточка летела все дальше.

На берегу великолепного глубокого озера посреди зеленых кудря­вых деревьев стоял старинный белый мраморный дворец. Виноград­ные лозы обвивали его высокие колонны, а наверху, под крышей, лепились птичьи гнезда. В одном из них и жила ласточка.

—  Вот мой дом! — сказала она. — А ты выбери себе самый красивый цветок внизу, я посажу тебя туда, и ты заживешь великолепно.

Дюймовочка обрадовалась и захлопала в ладоши.

Внизу лежали куски белого мрамора — это свалилась верхушка одной колонны и разбилась на три куска, — между мраморными об­ломками росли большие белые цветы. Ласточка спустилась и посади­ла девочку на широкий лепесток. Но что за чудо! В чашечке сидел маленький человечек, беленький и прозрачный, как-будто он был из стекла. За плечами у него дрожали легкие крылышки, а на голове блестела крошечная золотая корона. Ростом он был не больше нашей Дюймовочки. Это был король эльфов.

Когда ласточка подлетела к цветку, эльф совсем перепугался. Он был такой крошечный, ласточка такая большая! Но он очень обрадо­вался, когда увидел Дюймовочку, — он никогда еще не видал такой красивой девочки. Он низко поклонился ей и спросил, как ее зовут.

—  Дюймовочка, — ответила девочка.

—  Милая Дюймовочка, — сказал эльф, — не хочешь ли ты быть моей женой?

И Дюймовочка сразу согласилась.

Тогда из каждого цветка вылетели эльфы и преподнесли Дюймо­вочке подарки. Самым лучшим подарком были прозрачные крылыш­ки, совсем как у стрекозы. Их прикрепили Дюймовочке на спину, и она могла теперь летать с цветка на цветок. То-то было радости и веселья!

А ласточка сидела наверху, в своем гнездышке, и распевала песни, как умела.

Она пела эльфам веселые песни всю теплую зиму, а когда в холод­ные страны пришла весна, ласточка засобиралась на родину.

—  Прощай, прощай! — прощебетала она и полетела из теплых краев в Данию.

Там у нее было маленькое гнездышко, над самым окном человека, который умел прекрасно рассказывать сказки. Ласточка поведала ему про Дюймовочку, а от него и мы узнали всю эту историю.


* Дюйм — два с половиной сантиметра

Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.