Сорочье гнездо

Давным-давно, предавно,
Когда свиньи пили вино,
А мартышки жевали табак,
А куры его клевали
И от этого жесткими стали,
А утки крякали: кряк-кряк-кряк...

Птицы со всего света слетелись к сороке и попро­сили ее научить их вить гнезда.

Ведь сорока искуснее всех вьет гнездо!

Вот собрала она птиц вокруг себя и начала пока­зывать им, что да как надо делать. Прежде всего она взяла немного грязи и слепила круглую лепешку.

—  Ах, вот как это делается... — сказал серый дрозд и полетел прочь.

С тех пор серые дрозды так и вьют свои гнезда.

Затем сорока раздобыла несколько веточек и уложила их по краю лепешки.

—  Теперь я все понял, — сказал черный дрозд и полетел прочь.

Так черные дрозды и поныне вьют свои гнезда. Потом сорока положила на веточки еще одну лепешку из грязи.

—  Все ясно,— сказала мудрая сова и полетела прочь.

С тех пор совы так и не научились вить лучших гнезд.

А сорока взяла несколько веточек и обвила ими гнездо снаружи.

—  Как раз то, что мне надо! — обрадовался воро­бей и упорхнул.

Поэтому и до нынешнего дня воробьи вьют свои гнезда вот так неряшливо.

Что ж, а госпожа сорока раздобыла перы­шек и тряпочек и уютно выложила ими все гнез­дышко.

—  Это мне нравится! — воскликнул скворец и полетел прочь.

И в самом деле, у скворцов очень уютные гнезда.

Так все и шло: послушают-послушают птицы, до конца не дослушают и улетают одна за другой.

А между тем госпожа сорока все работала и работала, не глядя ни на кого.

Все птицы уже разлетелись. И вот осталась одна-единственная птичка горлица. А надо вам сказать, что горлица эта и внимания не обращала на то, что делала сорока, и лишь без толку твер­дила:

—  Мало двух, мало дву-у-ух...

В конце концов сорока услышала это — как раз когда укладывала поперек гнезда веточку — и ска­зала:

—  Хватит и одной!

Но горлица продолжала твердить:

—  Мало двух, мало дву-у-ух... Сорока рассердилась и сказала:

—  Хватит и одной, говорю же тебе! А горлица опять свое:

—  Мало двух, мало дву-у-ух!

Тут сорока огляделась по сторонам и видит — рядом никого, кроме глупой горлицы. Сильно раз­гневалась сорока и улетела прочь. И в другой раз уж не захотела учить птиц, как вить гнезда.

Потому-то разные птицы и вьют свои гнезда по-разному.

Шотландские и английские сказки / Пер. и составление Н.В. Шерешевской

Сон коробейника

В деревне Софэм, что в графстве Норфолк, жил коробейник Джон. Семья его была невелика: он сам, его жена да трое детей. Жили они бедно, в убогом домишке, и как ни ста­рался Джон, а разбогатеть им все не удавалось. Не получилось из него настоящего торговца — слишком он прост был для этого дела, слишком честен, не умел выколачивать последние денежки из бедняков, которым продавал на ярмарках и базарах свои товары.

День за днем шагал Джон по дорогам со своим мешком за спиной. Продавал булавки и кружева, ленты и платки всем, кто хотел их купить, да распевал на деревенских ярмарках старинные песни и баллады.

Но вот в какой-то год весна выдалась поздняя, а когда она, наконец, пришла, задул такой ветер, полили такие дожди, что бедняга Джон почти сов­сем не мог бродить по дорогам с товаром.

Тяжелое времечко это было для Джона и его жены. Им едва удавалось прокормить и одеть своих троих детей. У сына не было башмаков, не в чем было на улицу выйти. А дочки выросли из своих платьев,— хочешь не хочешь, а доставай новые.

—  Ума не приложу, как нам быть! — со вздохом сказала жена коробейника в одно дождливое утро. — И не придумаю... Придется, видно, тебе, Джон, наняться в работники на ферму. Торговлей много не заработаешь в нынешний год.

—  В этакую погоду на ферме тоже делать нече­го,— ответил коробейник.— Но вот что я тебе скажу, жена! Пойду-ка я в Лондон как только прояснеет.

—  В Лондон? — воскликнула жена. — А что тебе там делать? Хочешь разбогатеть, что ли? Да эти лондонские жулики тебя дочиста ограбят! Что это тебе взбрело в голову — в Лондон идти?

—  Так и быть, — ответил коробейник, — расскажу тебе все. Прошлой ночью, когда барабанил по крыше дождь, я не мог заснуть и все думал да ломал себе голову, как нам быть. Просто места себе не находил. А когда наконец заснул, приснился мне чудесный сон. Ей-богу, чудесный, жена!

—  Ты, верно, видел во сне, что с неба в камин свалился шкаф, набитый новой одежей! А когда проснулся, увидел, что в камине не шкаф, а всего-навсего старое грачиное гнездо, которое целый год торчало у нас на крыше.

—  Вот и нет! — сказал Джон. — Во сне я слышал голос, такой ласковый, только не знаю чей. И голос этот сказал мне: «Джон, пойди в Лондон, стань на Лондонском мосту, и ты услышишь удивительную весть».

—  Какую весть? — спросила жена Джона.

—  Ну, этого он не сказал, вернее, я не успел до­слушать, как раз тут я и проснулся. А до чего ласко­вый был голос, до чего сердечный!

—  И ты собираешься тащиться в Лондон только потому, что видел ночью этот сон?! Да просто ты поел с вечера заплесневелого сыра, вот и присни­лась тебе какая-то чушь!

—  Э, нет, милочка, после твоих ужинов сны не снятся! — сказал коробейник.

—  И немудрено! Из чего мне ужин-то готовить? Ну, а что это за удивительную весть ты должен услышать на Лондонском мосту? Может, наде­ешься узнать, что твой дядя оставил нам нас­ледство?

—  Да, что-нибудь в этом роде, хотя у старика нет состояния и оставлять ему нечего. А впрочем, глупости все это, и говорить об этом больше не стоит.

Но и в эту ночь коробейнику приснился тот же сон, а за ней и в третью. Три ночи подряд все тот же голос говорил ему во сне: «Джон, пойди в Лон­дон, стань на Лондонском мосту, и ты услышишь удивительную весть».

Как ни прост был Джон, но уж если, бывало, вобьет себе что-нибудь в голову, ничем его не прой­мешь. И в конце концов жена согласилась отпустить его в Лондон. Благословила мужа на дорогу и ска­зала, что ей ничего не надо, лишь бы он живым назад вернулся. Заставила Джона одеться потеплее и отдала ему последние деньги. Джон расцеловал всю семью на прощание и отправился по дороге в Лондон.

До Лондона ходу было четыре дня. На Джоново счастье, распогодилось, и он мог ночевать на гумне или под стогом сена. Так добрался он до Лондона и без труда нашел знаменитый мост. В те далекие времена на этом мосту стояли дома и лавки, через него шла широкая проезжая дорога. Другого моста через Темзу в Лондоне тогда и не было.

Добравшись до моста, Джон остановился и стал ждать. Он смотрел на воду и видел, как проплы­вают мимо лодки; глядел на улицу и видел кареты, повозки, всадников и пеших прохожих. Но никто с ним не заговаривал, даже не замечал его.

Когда спустилась ночь, Джон устроился поудоб­нее у стены одного дома и заснул.

На другой день он решил попытать счастья на другом конце моста. Но опять никто не обратил на него никакого внимания. Когда Джон проголо­дался, он купил себе хлеба, немного сыра и кружку пива.

Так он и стоял на мосту день за днем, пока не вышли у него все деньги.

«Вот и конец моим приключениям, — подумал Джон. — Деньги все вышли и взять их неоткуда. Ни одна живая душа не перемолвилась со мной ни сло­вечком. И никакой вести я здесь не услышал, ни простой, ни диковинной. И теперь я должен пово­рачивать домой и просить по дороге на хлеб, потому что у меня и двух пенсов, кажется, не оста­лось...»

И только хотел Джон в последний раз взглянуть на Темзу, а потом уж поворачивать домой, Как к нему подошел хозяин лавки, что стояла напротив, и заговорил с ним.

—  Мне очень любопытно узнать, кто ты такой и что тебе здесь надо? — сказал лавочник. — Я заметил, что ты каждый день стоишь здесь на мосту. Прода­вать тебе, видно, нечего, милостыню ты не про­сишь. Так что же ты тут делаешь? Успокой мое любопытство, если это не секрет!

Джон замялся. Не хотелось ему рассказывать первому встречному, почему он столько времени простоял без дела на Лондонском мосту. Но чело­век он был простодушный, не мастер выдумывать всякие небылицы да отговорки, ну и выложил все начистоту.

—  Эх, соседушка, — начал он, — сказать по правде, я простой деревенский бедняк. Три ночи подряд мне снилось, что если я пойду и стану на этом вот мосту, то услышу удивительную весть. Но никаких вестей я не получал и теперь должен возвращаться домой, потому что все деньги у меня вышли.

Лавочник в изумлении уставился на Джона, потом как прыснет со смеху.

—  Ну и умная ты голова! — наконец вымолвил он. — Ты что же, притащился из деревни в Лондон и простоял все это время на мосту только из-за своего глупого сна? Да такого другого простачка во всем Лондоне не сыщешь! Ха-ха-ха! Теперь у меня будет, о чем порассказать соседям да чем развесе­лить мою старуху, чтоб забыла она про свой ревма­тизм в ногах.

И он опять так и покатился со смеху.

—  Послушай-ка ты, деревенщина! — продолжал лавочник; он был любитель поговорить. — Вчера вечером, когда я уже запер лавку и собрался было домой, подходит ко мне какой-то старик, весь в отрепьях, бродяжка, должно быть, — и говорит: «В деревне Софэм, что в графстве Норфолк...» Да, кажется, в Софэм, хотя точно не помню, никогда не слыхал про эту деревню. Так вот, значит: «...в деревне Софэм за домом коробейника под старым дубом зарыт клад». Сказал и пошел себе прочь. Слыхал, какие вести бывают? А ты мне про сон тол­куешь! Так, может, теперь ты туда побежишь, в этот, как его, Соффолк или Сохэм?

Не успел лавочник вволю посмеяться над Джо­ном, как тот сказал «до свиданья» и был таков. А лавочник решил, что Джон немножко рехнулся, и перестал о нем больше думать.

Джон не шел, а прямо-таки летел к дому. Слова лавочника так и звенели у него в ушах. Всю дорогу он думал только об одном: о старом дубе, что рос за его домом. Он знал его как свои пять пальцев. Еще мальчишкой он каждый день лазил на него.

Наконец, усталый и голодный, он достиг дома. Жена несказанно обрадовалась, когда увидела его целым и невредимым, и не успела поздороваться с ним, как принялась готовить ему завтрак. Но хотя Джону до смерти хотелось есть, он не стал терять времени на еду.

—  Неси-ка мне скорей лопату, женушка! — ска­зал он — Ту, которой мы огород перекапываем.

—  Да вот она, Джон! — ответила жена. — Скажи спасибо, что я ее на хлеб не обменяла. А на что тебе сейчас эта лопата? Лучше поешь! Хотя, по правде сказать, угощать мне тебя почти нечем. Как гово­рится: хлебай маленькой ложкой.

Но Джон ее и не слышал. Он кинулся вон из дома и стал копать землю под старым дубом.

—  Бедняга! — сказала жена своим двум дочкам (те как раз вошли в комнату поздороваться с отцом). — Бедняга... Этим лондонским жуликам нечего было взять с него, так они последний разум у него отняли. А много ли в нем корысти?

Но что она знала?

Не успел Джон немножко покопать, как тут же наткнулся на большой деревянный сундук, весь перепачканный землей и почти сгнивший. Джон внес его в дом и открыл. Все так и онемели от изум­ления, когда заглянули в него. В сундуке лежали серебряные слитки, груды золотых монет, драго­ценные камни и богатые украшения из чистого золота.

Ну, Джон долго раздумывать не стал, купил себе большой дом и зажил с женой и детьми припе­ваючи.

Шотландские и английские сказки / Пер. и составление Н.В. Шерешевской

Кэт-Щелкунчик

Жили-были когда-то король, королева и коро­левские дети. Дочку короля звали Энн, а дочку королевы — Кэт. И хотя Энн была много краше дочери королевы, девушки любили друг друга, как родные сестры. Но королева не могла успокоиться, что дочь короля красивее ее собственной дочери, и задумала превратить Энн в дурнушку. А за советом она пошла к птичнице, что жила в долине неподалеку от королевского замка: говорили, будто та знается с нечистой силой.

—  Почтенная, — молвила королева, когда вошла к ней в хижину, — слыхала я, будто ты умеешь колдо­вать. Но я, конечно, этому не верю. И все же, если ты мне поможешь в одном деле, я дам тебе за каж­дое яйцо, что ты принесешь на королевскую кухню, золотую монету!

Старуха ни слова не сказала в ответ, только низко поклонилась королеве и ухмыльнулась.

—  Моя падчерица, — продолжала королева, — слишком уж хорошеет день ото дня. И совсем за­гордилась! Так вот, нельзя ли сделать так, чтобы она подурнела, не совсем, а чуть-чуть. Это ей будет хорошим уроком!

—  Ничего нет проще, — ответила птичница. — Пришлите ее ко мне завтра утром. Только помните: перед уходом она не должна ни съесть ни кусочка, ни выпить ни глоточка!

И вот на другое утро, раным-рано, королева говорит принцессе Энн:

—  Какая ты бледненькая сегодня! Не пройтись ли тебе по свежему воздуху до завтрака? Сходи-ка, милочка, к птичнице, что живет в долине, попроси у нее яиц!

Энн пошла к птичнице, а когда пробегала мимо кухни, увидела на столе горбушку хлеба, взяла ее и съела по дороге. Ведь ушла она из дома до зав­трака, и ей, конечно, очень хотелось есть.

Пришла она к птичнице и попросила у нее яиц, как было велено. Птичница ей и говорит:

—  Подними-ка крышку вон с того горшка и загляни в него!

Девушка так и сделала, но ничего с ней не слу­чилось.

—  Ну, ступай домой к своей мачехе, — молвила птичница, — да скажи ей, чтоб покрепче запирала кладовую!

Энн удивилась словам птичницы, но, когда вер­нулась домой, все в точности передала королеве, и та поняла, что девушка перед уходом что-то съела.

На другое утро королева опять решила попы­тать счастья.

—  Какая ты худенькая! — сказала она принцессе Энн. — Не пройтись ли тебе по свежему воздуху до завтрака? Тогда у тебя будет хороший аппетит.

И опять послала Энн к птичнице, а перед ухо­дом не дала ей ни съесть ни кусочка, ни выпить ни глоточка. Но принцесса повстречала по дороге крестьян, собиравших горох, и ласково заговорила с ними. Крестьяне дали ей горсточку гороха, и она съела его.

Когда она пришла к птичнице, та сказала ей:

—  Подними-ка крышку вон с того горшка и загляни в него!

Энн подняла крышку, но опять ничего с ней не случилось. Тогда птичница очень рассердилась и сказала:

—  Передай своей мачехе, что горшок без огня не закипит!

Что ж, Энн вернулась домой и передала эти слова королеве.

И на третий день королева сама пошла с деву­шкой к птичнице. На этот раз, только Энн подняла крышку с горшка, как ее хорошенькая головка пре­вратилась в овечью — с торчащими ушами, жесткой шерстью и всем прочим: у птичницы было очень злое сердце, и она переколдовала. Даже королева-мачеха не хотела, чтобы все так получилось. Она была недовольна птичницей и, когда та на другое утро принесла в королевскую кухню свежие яйца, велела прогнать ее. И конечно, не дала ей ни одной золотой монеты!

Все очень горевали, что с принцессой Энн слу­чилось такое несчастье, и особенно ее сестра Кэт.

И вот однажды утром, когда все спали, она разбу­дила Энн, закутала ей голову белой шалью и увела ее из замка.

Так две сестры, Кэт и Энн, пустились искать по свету врача, который вернул бы Энн ее красоту. Они долго бродили, пока не пришли к какому-то замку. Кэт постучала в дверь и сказала фрейлине, которая открыла им:

—  Моя сестра очень больна, а на дворе ночь, и нам негде переночевать. Разрешите нам войти!

Фрейлина пошла спросить разрешения у коро­ля — ведь это оказался королевский замок — и, когда вернулась, сказала Кэт:

—  Король и королева разрешают вам войти, но только при одном условии.

—  Я согласна на любые условия! — сказала Кэт: она была смелая девушка.

—  Вы должны просидеть всю ночь у постели больного принца, старшего сына нашего короля. Никто не знает, чем он болен. Он не ест, не пьет и день ото дня чахнет. Если вы просидите с ним ночь, король даст вам целый кошель серебра! Но только знайте: все, кто до вас брались сидеть с ним, в ту же ночь исчезали навсегда.

Но Кэт не испугалась и согласилась посидеть у постели больного принца.

До полуночи все шло хорошо. Но только про­било двенадцать, больной принц встал, оделся и спустился по лестнице вниз. Кэт пошла за ним сле­дом, но принц ее как будто не заметил. Он прошел в конюшню, оседлал коня, тихонько подозвал свою собаку и вскочил в седло, а Кэт незаметно уселась позади него.

И они поскакали — принц и Кэт — через зеленый лес. Собака бежала впереди и показывала дорогу. А Кэт рвала на скаку спелые орехи и прятала их в карманы.

Но вот они прискакали наконец к зеле­ному холму. Тут принц остановил коня и ска­зал:

—  Растворись, зеленый холм, растворись, от­кройся! Впусти принца молодого, и собаку, и коня.

—  ...И меня,— добавила тихонько Кэт.

И тотчас в зеленом холме растворились невиди­мые двери, и они въехали внутрь. Принц вошел в роскошный и светлый зал; толпа прекрасных фей окружила его и увела танцевать. А Кэт никто не заметил: она спряталась за дверью и оттуда смот­рела на принца. Он танцевал, танцевал, танцевал, пока не упал без сил на мягкое ложе из цветов. Феи принялись обмахивать его своими веерами, и он снова поднялся и пошел танцевать.

Но тут вдруг пропел петух, и принц бросился к своему коню. Кэт вскочила в седло позади него, и они поехали домой.

Наутро, когда встало солнце, в комнату принца вошли король с королевой и придворные. И что же видят: Кэт сидит у огня и щелкает орешки, а принц спокойно спит в своей постели.

—  Хорошо ли прошла ночь? — спросили их вели­чества.

—  О, конечно,— ответила Кэт. — Я и вторую ночь согласна просидеть у постели больного принца. Если хотите...

Король с королевой очень обрадовались и на этот раз пообещали Кэт целый кошель золота.

Вторая ночь прошла, как и первая. В полночь принц поднялся и поскакал к зеленому холму на бал к феям, а Кэт с ним и опять рвала по дороге орешки.

На этот раз Кэт не глядела на принца — она и так знала, что он будет танцевать, танцевать и танце­вать. Зато она увидела малютку-эльфа с серебряной палочкой в руках и вдруг услышала, как одна фея сказала другой:

—  Если этой палочкой три раза дотронуться до уродливой сестры Кэт, она снова станет такой же красивой, как была.

Тут Кэт пустила один орешек по полу, и он покатился прямо к маленькому эльфу. Так она пус­кала орешек за орешком. Малютка-эльф бросил се­ребряную палочку и стал собирать орешки. И ни­чего удивительного в этом нет: ведь не каждый день удается малюткам-эльфам грызть орешки, а серебряных палочек у них сколько угодно! Кэт под­хватила палочку и спрятала ее под плащом.

Но вот, как и в прошлый раз, прокричал петух, и они поехали домой.

Не успела Кэт вернуться, как тут же побежала к Энн и три раза дотронулась до нее серебряной палочкой. И — о, чудо! — овечья голова с торчащими ушами, жесткой шерстью и всем прочим снова пре­вратилась в хорошенькую девичью головку. Энн стала даже еще красивее, чем была.

На третью ночь Кэт согласилась стеречь боль­ного принца только при условии, что, если принц поправится, она выйдет за него замуж. Она уже полюбила принца и не хотела с ним расста­ваться.

Все шло как и в прошлые две ночи. На этот раз малютка-эльф играл птичкой, и Кэт услышала, как одна фея сказала другой:

—  Если больной принц съест три кусочка этой птицы, он снова станет таким же здоровым, как был.

Кэт недолго думая пустила один за другим все свои орешки; они покатились к малютке-эльфу, и он бросил птичку. А Кэт взяла ее и спрятала под пла­щом. Тут и петух прокричал, и они с принцем отправились домой.

На этот раз, когда они вернулись, Кэт не стала щелкать орешки — ведь она отдала их все малютке-эльфу, да к тому же у нее нашлось дело поважнее. Она тотчас развела огонь, ощипала птицу и приня­лась ее жарить. И вскоре в комнате так вкусно запахло жареным, что больной принц проснулся и сказал:

—  Ах, как бы мне хотелось отведать кусочек этой птицы!

Кэт дала ему кусочек, он съел и тут же припод­нялся на локте и сказал:

—  Ах, как бы мне хотелось съесть еще кусочек! Кэт дала ему второй кусок. Тогда принц сел на постели и снова попросил:

—  Ах, вот бы мне и третий кусочек!

И Кэт дала ему третий кусок, и он встал — здоро­вый и сильный, сам оделся и сел возле огня. И когда наутро к принцу, как обычно, вошли король с коро­левой, они увидели: сидят принц и Кэт рядышком и весело болтают. Король и королева так обрадова­лись, что тут же попросили Кэт обвенчаться с прин­цем.

А тем временем младший принц встретил в саду Энн и влюбился в нее, впрочем, так случалось с каж­дым, кто видел ее милое, хорошенькое личико.

И вот больной принц женился на здоровой принцессе, а здоровый принц — на больной прин­цессе.

Правда, старший принц и принцесса Энн уже больше не болели, а потому Кэт и принцу больше не надо было ездить в зеленую страну эльфов. Но вы не думайте, что с тех пор феи перестали танцевать! Нет, они каждую ночь танцуют. Только вот с кем? И какого цвета у них платья? И так же ли сладко звучит их музыка? Этого я не могу вам сказать.

Шотландские и английские сказки / Пер. и составление Н.В. Шерешевской

Джек Хэннефорд

Жил на свете старый солдат. Долго пришлось ему воевать — так долго, что под конец он совсем обносился и не знал, куда податься, чтобы раздобыть деньжонок. Взбирался он на верес­ковые холмы, спускался в долины, пока не пришел наконец к одной ферме. Хозяина в то время не слу­чилось дома: он уехал на ярмарку. Оставалась только его жена, а была она дура дурой. Правда, и сам фермер умом не отличался. Трудно даже ска­зать, кто из них был глупее. Ну, да когда вы услы­шите всю историю, вы сами это решите.

Так вот, уезжая на ярмарку, фермер сказал жене: — Я, наверное, до ночи не вернусь. Кто его знает, что может случиться по дороге? Возьми-ка ты лучше наши десять гиней и схорони их в надежном месте!

Он вынул из кармана все свои сбережения — десять золотых — и отдал их жене.

Не будь человек этот набитым дураком, никогда бы он не оставил деньги жене! Но что сделано, то сделано. Покатил он в своей телеге на ярмарку, а жена и говорит себе:

—  Уж я схороню эти денежки от воров!

Взяла носовой платок, завязала в него де­сять золотых гиней, достала мешковину, завер­нула в нее платок и спрятала узелок в щель над камином.

«Теперь пусть кто угодно приходит! — подумала она. — Уж сюда-то заглянуть не догадается!»

А в это самое время подходит к дому старый солдат Джек Хэннефорд и стучится в дверь.

—  Кто там? — спрашивает фермерша.

—  Джек Хэннефорд.

—  Откуда идешь?

—  Из рая.

—  Господи помилуй! Так ты, верно, видел там моего покойного старика?

Она имела в виду своего первого мужа, — ведь фермер женился на ней, когда она овдовела.

—  Как не видать, видел, — отвечает солдат.

—  Ах! Ну, как он там? — спрашивает фермерша, а сама уже расчувствовалась.

—  Да так себе. Чинит старые башмаки святым да ангелам. А на обед — одна капуста.

—  Ой, бедняжка! — говорит фермерша. — А не просил он мне что-нибудь передать?

—  Как же! — говорит Джек Хэннефорд. — Сказал, что кожа у него вся вышла, а в карманах пусто. Зна­чит, не мешало бы тебе послать ему несколько шил­лингов — было бы на что кожей запастись.

—  Пошлю, пошлю! Благослови, Господи, его грешную душу...

И вот фермерша подошла к камину, достала узелок с десятью золотыми и отдала его солдату.

—  Передай моему старику, — говорит, — чтобы он взял из этих денег сколько надо, а остальные назад прислал.

Получив деньги, Джек не стал долго раздумывать и поспешил поскорей убраться с фермы. Тем временем вернулся домой хозяин и спросил жену про деньги. Та рассказала ему, что отослала их с одним служивым на небо, в рай, своему покойному мужу, чтобы тот купил себе кожи — святым да ангелам башмаки чинить.

—  В рай?! — воскликнул фермер. — В рай! Да где это ты видела, чтобы так вот запросто ходили в рай и обратно, будто на Ипсвичскую ярмарку? Ах, дура ты, дура! Да и я хорош — доверил тебе деньги!

—  Но препираться было некогда. Вскочил фермер на коня и пустился в погоню за Джеком Хэннефордом. Услышал старый солдат стук копыт на дороге и смекнул, что это фермер за ним гонится. Улегся он на землю, одной рукой глаза прикрыл и в небо уставился.

—  Что ты тут делаешь, приятель? — спрашивает его фермер, придержав коня. — Почему ты на небо смотришь?

—  Видишь? Видишь? — говорит Джек.

—  Где? Ничего не вижу!

—  Да смотри, вон человек на небо летит, словно по земле бежит! Ложись рядом со мной и тоже уви­дишь.

—  А ты коня моего подержишь? Джек с радостью согласился.

Вот фермер улегся в пыли и стал глядеть в небо.

—  Что-то ничего не вижу, — говорит.

—  А ты прикрой глаза ладонью и сразу увидишь, как человек во весь дух летит куда-то.

И в самом деле фермер увидел, как человек куда-то летит во весь дух. А был это Джек Хэнне­форд! Он вскочил на коня — и наутек.

Вернулся фермер домой пеший, без коня.

—  Вот видишь, — сказала ему жена, — выходит, ты еще глупее меня. Я одну глупость сделала, а ты две!

Шотландские и английские сказки / Пер. и составление Н.В. Шерешевской

Рыба и перстень

В графстве Йоркшир, что лежит на севере страны, жил некогда могущественный барон. Он был великий волшебник и умел предсказывать будущее. Вот как-то раз, когда его сыну минуло всего четыре года, барон заглянул в Книгу Судеб и прочел в ней, что сын его женится на простой девушке, которая только что родилась в доме близ Йоркского собора. Барон узнал также, что отец этой девушки Очень-очень беден, и что детей у него и так уже пятеро.

Он с гневом захлопнул черную книгу, велел подать себе коня и поскакал в Йорк. Там он про­ехался мимо дома бедняка. А тот в это время сидел у своего порога, грустный и печальный.

Барон соскочил с коня, подошел к этому чело­веку и спрашивает:

—  Что у тебя случилось, любезный?

—  Ах, ваша честь, — отвечает бедняк, — дело в том, что у меня уже пятеро детей, а только что родилась еще девочка. Откуда же мне взять столько хлеба, чтобы прокормить их всех? Ума не приложу!

—  Не падай духом, приятель! — сказал барон. — Если только в этом твоя беда, я тебе помогу. Заберу твою последнюю малютку с собой, и тебе не при­дется больше о ней заботиться.

—  Премного вам благодарен, сэр,— ответил чело­век.

Пошел в дом, вынес девочку и отдал ее барону, а тот вскочил на коня и поскакал с нею прочь. Когда же достиг он берега реки Уз, он бросил малютку в воду, а сам поскакал дальше к своему замку.

Но девочка не утонула — пеленки держали ее на воде, и она все плыла и плыла, пока ее не вынесло на берег перед хижиной одного рыбака. Рыбак нашел малютку, сжалился над ней и отнес к себе в дом.

Так она и жила у него, не зная горя, пока не исполнилось ей пятнадцать лет и она не стала стройной и прекрасной девушкой.

И вот случилось однажды, что барон ехал со своими друзьями берегом реки Уз на охоту и оста­новился у хижины рыбака, чтобы утолить жажду. Девушка вышла к охотникам с водой, и они тут же увидели, что она очень хороша. А один из друзей барона сказал:

—  Барон, вы умеете предсказывать судьбу, как вы думаете, за кого выйдет замуж эта девушка?

—  Э-э, нетрудно догадаться, — ответил барон,— за какого-нибудь мужлана. Но я все же составлю ее гороскоп. Подойди-ка сюда, милая! Скажи мне, в какой день ты родилась?

—  Не знаю, сэр, — ответила девушка. — Меня подобрали вот на этом самом месте лет пятнадцать назад. Река принесла меня сюда.

Тут барон понял, кто она такая. И когда все пое­хали дальше, он вернулся и сказал девушке:

—  Послушай, милая, хочешь, я сделаю тебя сча­стливой? Отнеси вот это письмо моему брату в Скарборо, и ты на всю жизнь будешь устроена.

Девушка поблагодарила барона и взяла письмо. А в письме было написано вот что:

«Дорогой брат!
Схвати подательницу сего и немедленно предай ее смерти.

Любящий тебя
твой ХЭМФРИ».

Вот вскоре девушка отправилась в Скарборо и остановилась переночевать на постоялом дворе. А как раз в эту ночь туда ворвались грабители. Они увидели девушку и обыскали ее, но денег при ней не нашли, а только письмо. Они его вскрыли, прочли и решили, что это предательство, — стыд и позор убивать беззащитную девушку! Вожак шайки взял перо и бумагу и написал так:

«Дорогой брат!
Прими подательницу сего и немедленно выдай ее замуж за моего сына.

Любящий тебя
твой ХЭМФРИ».

Потом отдал это письмо девушке и пожелал ей счастливого пути. И она пошла в Скарборо к брату барона — благородному рыцарю. А у него в то время гостил сын барона. Девушка передала письмо брату барона, и тот распорядился немедленно гото­вить свадьбу. В тот же день свадьбу и сыграли.

А через несколько дней и сам барон приехал в замок брата. Ну и удивился он, когда узнал новости! Больше всего на свете он боялся этой свадьбы, — и вот она свершилась.

«Ну, ничего, я так просто не сдамся!» — решил барон и предложил девушке погулять с ним по ска­листому берегу. А как только они остались одни, барон схватил девушку за руку и хотел было сбро­сить в море.

—  Пощадите меня! — взмолилась девушка. — Я ни в чем не виновата. Отпустите меня, и я сделаю все, что вы пожелаете. Клянусь вам, я не увижусь больше ни с вашим сыном, ни с вами, пока вы сами этого не захотите.

Тогда барон снял с руки золотой перстень, бро­сил его в море и сказал:

—  Без этого перстня не смей показываться мне на глаза!

И отпустил ее.

Бедная девушка все шла и шла, пока не добра­лась наконец до замка одного знатного вельможи. Тут она попросила дать ей хоть какую-нибудь работу, и ее оставили в замке судомойкой — ведь она привыкла к этой работе еще в хижине рыбака.

И надо же было так случиться, что в один пре­красный день в этот замок приехали — кто бы, вы думали? Да сам барон, его брат и сын барона — ее муж! Она просто не знала, что ей делать, и только надеялась, что в кухне замка они ее не уви­дят.

Со вздохом принялась она за свою работу и стала потрошить огромную рыбу, которую ей велено было приготовить к обеду. И вдруг в желудке у рыбы что-то сверкнуло. Перстень! Тот самый, что барон бросил в море со скалы в Скар­боро. Ах, как девушка обрадовалась! Она постара­лась приготовить рыбу повкуснее и подала ее на стол.

Слушайте же, что было дальше. Гости отведали рыбы, и она так понравилась им, что они спросили хозяина дома, кто ее готовил. Хозяин ответил, что не знает, и приказал слугам:

—  Эй вы, пришлите-ка сюда повариху, которая готовила эту рыбу!

Слуги спустились в кухню и сказали девушке, что ее требуют в зал. Вот она принарядилась, надела на палец золотой перстень барона и подня­лась в зал.

Гости так и ахнули, когда увидели юную и пре­красную повариху. Только барону пришлось это не по душе. Он вскочил из-за стола и готов уж был броситься на девушку, но она подошла к нему с протянутой рукой, сняла с руки перстень и поло­жила перед ним.

Тут барон понял, что от судьбы не уйдешь. Он усадил девушку за стол и объявил всем собрав­шимся, что она его невестка и верная жена его сына. А потом увез ее и сына домой, в свой замок, и с тех пор все они жили не тужили и никогда не пили из пустой бутыли.

Шотландские и английские сказки / Пер. и составление Н.В. Шерешевской