А там спрашивают:

—  Кто летит?

—  Василий-царевич. А кто сидит?

—  Федор-царевич.

—  Вот, братан, попали!

Долго ли, коротко ли — в третий раз царь со­бирает пир, зовет князей и бояр:

—  Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о две­надцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.

Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит:

—  Дай мне, батюшка, благословеньице, с буй­ной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство — поискать тебе молодильных яблок и жи­вой воды да поискать еще моих братьецев.

Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор — выбрать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит — тот с ног валится...

Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму.

Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка:

—  Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?

—  Как же мне, бабушка, не печалиться — не могу найти коня по разуму.

—  Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять — будет тебе конь по разуму.

Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними но­гами на плечи. Стоит Иван-царевич — не шелох­нется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать под­пруг с подпругою — не ради красы, ради славушки молодецкой.

Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Виде­ли, что садился, а не видели, в кою сторону ука­тился... Доехал он до росстаней и поразмыслил:

«Направо ехать — коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать — женату быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать — коня спа­сти. Эта дорога самая лучшая для меня».

И поворотил он по той дороге, где коня спа­сти — себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по камен­ным горам, ехал день до вечеру — красна солныш­ка до закату — и наезжает на избушку.

Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.

—  Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.

Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану­царевичу передом. Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.

—  Фу, фу, — говорит, — русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.

А Иван царевич ей:

—  Ах ты, баба-яга — костяная нога, не пой­мавши птицу — теребишь, не узнавши молодца — хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать — чей да откуда.

Бот баба-яга это дело все справила — Ивана-царевича накормила, напоила и на постелю уло­жила; села к изголовью и стала спрашивать:

—  Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?

—  Я, бабушка, из такого-то царства, из тако­го-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в триде­сятое царство за живой водой и молодильными яблоками.

—  Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки — у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро...

—  А ты, бабушка, дай свою голову моим мо­гутным плечам, направь меня на ум-разум.

—  Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.

Продолжить

Вернуться на предыдущую страницу