Сундук-самолет

Жил-был купец, такой богатый, что мог бы вымостить серебряны­ми деньгами целую улицу, да еще переулок в придачу; этого однако, он не делал, так как знал, куда девать деньги, и уж если расходовал скиллинг*, то наживал целый далер. Вот какой это был купец! Но вдруг он умер, и все денежки достались его сыну.

Весело зажил сын купца: каждую ночь ходил на маскарад, змеев пускал из кредитных бумажек, а круги по воде — вместо камешков золотыми монетами. Немудрено, что денежки прошли у него между пальцев и под конец из всего наследства осталось только четыре скиллинга, а из платья — старый халат да пара туфель-шлепанцев. Друзья и знать его больше не хотели — им ведь тоже неловко было теперь показаться с ним на улице, но один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук и велел сказать: укладывайся! Что ж, отлично; одно горе — нечего ему было укладывать; он взял да и сел в сундук сам!

А сундук-то был не простой. Стоило нажать на замок — и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал. Фьють! — сундук вылетел с ним в трубу и понесся высоко-высоко, под самыми облака­ми, — только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому побаивался, что вот-вот сундук разлетится вдребезги; ну и прыжок пришлось бы тогда совершить ему! Боже упаси! Вот он благополучно прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу в куче сухих листьев, и отправился в город, тут ему нечего было стесняться своего наряда: в Турции все ходят в халатах и туфлях. На улице встретилась ему кормилица с ребенком, и он сказал ей:

—  Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за большой дворец стоит у самого города, почему окна там так высоко от земли?

—  Тут живет принцесса! — сказала кормилица. — Ей предсказано, что она будет несчастной по милости своего жениха; вот к ней никто и не смеет явиться без короля с королевой.

Поблагодарил ее купеческий сын, пошел обратно в лес, уселся в свой сундук, прилетел прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.

Принцесса спала на диване и была так хороша собою, что он не мог не поцеловать ее. Она проснулась и очень испугалась, но купеческий сын сказал, что он турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и ей это очень понравилось.

Уселись они рядышком, и он стал рассказывать ей сказки: о ее глазах — это были два чудных темных озера, в которых плавали русалочки-мысли; о ее белом лбе — это была снежная гора, а в недрах ее, в роскошных покоях, хранятся дивные картины; рассказал он и об аистах, которые приносят людям крошечных миленьких деток.

Да, чудесные были сказки! А потом он посватался за принцессу, и она тут же согласилась.

—  Вы обязательно приходите сюда в субботу! — сказала она купе­ческому сыну. — Я пригласила на чашку чая короля с королевой. Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, но вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше — мои родители очень любят сказки. Только мамаша любит слушать что-нибудь поу­чительное и серьезное, а папаша — веселое, чтобы можно было посмеяться.

—  Я и не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки! — сказал купеческий сын.

Принцесса подарила ему на прощание саблю, всю выложенную червонцами, а их-то ему и недоставало. С тем они и расстались.

Сейчас же полетел он на базар, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку; надо ведь было сочинить ее к субботе, а это не так-то просто, как кажется.

Вот сказка было готова, и пришла суббота.

Король, королева и весь двор собрались к принцессе на чашку чая. Купеческого сына приняли как нельзя лучше.

—  Ну-ка, расскажите нам сказку! — сказала королева. — Только что-нибудь серьезное, поучительное.

—  Но чтобы и посмеяться можно было! — прибавил король.

—  Хорошо! — отвечал купеческий сын и стал рассказывать. Слушайте же хорошенько!

«Жила-была пачка серных спичек, очень гордых своим высоким происхождением: глава их семьи, то есть сосна, было одним из самых крупных и старейших деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и старым железным котелком и рассказывали соседям о своем детстве. — Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь тогда и в самом деле были зеленые!), — говорили они. — каждое утро и вечер у нас был бриллиантовый чай — роса, в ясную погоду день-деньской светило на нас солнышко, а птич­ки рассказывали нам свои сказки! Мы отлично понимали, что принад­лежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и на зимнюю, и на летнюю одежду. Но вот явились раз дровосеки, и начались великие перемены! Погибла и вся наша семья! Глава семьи — ствол получил после того место грот-мач­ты на прекрасном корабле, который мог бы объехать вокруг всего света, если б захотел; ветви же разбрелись кто куда, а нам вот выпало на долю служить светочами для черни. Вот ради чего очутились на кухне такие важные господа, как мы!

—  Ну, со мной все было по-другому! — сказал котелок, рядом с которым лежали спички. — С самого моего появления на свет меня каждый день начищают до блеска и испытывают огнем. Без меня им никак не обойтись, и, говоря по правде, я занимаю здесь в доме первое место. Единственное мое баловство — это вот лежать после обеда чистеньким на полке и вести приятную беседу с товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, которое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для провизии; она часто ходит на рынок, но у нее уж чересчур острый язык. Послушать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях, слушая ее, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый горшок! Да, чересчур легкомысленна она — скажу я вам!

—  Уж больно ты разболтался! — сказало вдруг огниво, и сталь так ударила по кремню, что посыпались искры. — Не устроить ли нам лучше вечеринку?

—  Конечно, конечно. Поговорим о том, кто из нас всех знатнее! — сказали спички.

—  Нет, я не люблю говорить о самой себе, — сказала глиняная миска. — Будем просто вести беседу! Я начну и расскажу вам кое-что из жизни, что всем знакомо и понятно, а это ведь приятнее всего. Так вот: на берегу родного моря, под тенью буков...

—  Чудесное начало! — сказали тарелки. — Вот это будет история как раз нам по вкусу!

—  Там в одной мирной семье провела я свою молодость. Вся мебель была полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах меняли каждые две недели.

—  Как вы интересно рассказываете! — сказала метелка. — В вашем рассказе так и слышна женщина, чувствуется какая-то особая чисто­плотность!

—  Да, да! — сказало ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, плеснув на пол воду.

Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец был не хуже начала.

Тарелки загремели от восторга, а метелка достала из ящика с песком зелень петрушки и увенчала ею миску; она знала, что это раздосадует всех остальных, да к тому же подумала: «Если я увенчаю ее сегодня, она увенчает меня завтра!»

—  Теперь мы попляшем! — сказали угольные щипцы и пустились в пляс. И боже мой, как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зре­лища и лопнула!

—  А нас увенчают? — спросили щипцы, и их тоже увенчали. «Все это одна чернь!» — думали спички. Теперь была очередь за самоваром: ему предлагалось спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, — он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.

На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писа­ла служанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмакнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!

—  Что ж, если самовар не желает петь, так и не надо! — сказало оно. — За окном висит в клетке соловей — так пусть он споет! Он конечно не из ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.

—  По-моему, это в высшей степени неприлично — слушать ка­кую-то пришлую птицу! — сказал большой медный чайник, кухон­ный певец и сводный брат самовара. — Разве это патриотично? Пусть нас рассудит корзинка для провизии!

—  Я просто из себя выхожу! — сказала корзинка. — Вы не повери­те, до чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло бы совсем иначе!

—  Давайте шуметь! — закричали все.

Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и — все присмирели, никто ни гугу; но не было ни единого горшка, который бы не кичился втайне своей знатностью и не воображал, что он все умеет. «Уж если бы я взялся за дело, пошло бы веселье!» — думал про себя каждый.

Служанка взяла спички и зажгла свечку. Боже ты мой, как они зафыркали, загораясь!

«Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! — думали они. — Какой от нас блеск, сколько света!»

Так они и сгорели.

—  Чудесная сказка! — сказала королева. — Я точно сама посидела на кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.

—  Конечно! — сказал король. — Свадьба будет в понедельник! Теперь они уже говорили ему ты — он ведь скоро должен был стать членом их семьи.

Итак, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе устроили иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные маль­чишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали «ура» и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.

«Надо же и мне устроить что-нибудь!» — подумал купеческий сын; он накупил ракет, хлопушек и прочего, положил все это в свой сундук и взвился в воздух.

Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипение!

Турки подпрыгивали так, что туфли летели через головы; никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.

Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: «Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!» И немудрено, что ему захоте­лось узнать это.

Ну и рассказов же ходило по городу! К кому он ни обращался, всякий, как он заметил, рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, — это было прекрасное зрелище.

—  Я видел самого турецкого бога! — говорил один. — Глаза у него что твои звезды, а борода что пена морская!

—  Он летел в огненном плаще! — рассказывал другой. — А из складок выглядывали прелестнейшие ангелочки.

Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.

Пошел он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейер­верка, сундук тлел, тлел, да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.

А она весь день простояла на крыше, дожидаясь его, да ждет и по ныне! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие веселые, как была его первая сказка о серных спичках!


* Риксдалер — в 1854-1874 денежная единица Дании, равная 96 скиллингам.

Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.

Похожие сказки: