Кокшавуй

Жили три брата. Отец у них умер, старушка-мать - последние дни доживала. И решили разделить они отцово хозяйство. Двое   старших   забрали все лучшие земли, а младшему, Кокшавую, дали лишь клочок пустоши при дороге. Из десяти лошадей взяли себе девять, а Кокшавую — захудалую клячу.

— Вот твой надел, — говорят. — Далеко ездить не на­до, пашня у самой дороги. И лошадь у тебя самолучшая, помнишь, батюшка покойный сам об этом говорил, когда наши-то еще жеребятами были. А чтоб ты не обижался на нас, дадим тебе в придачу и матушку. Сами бы с ней жили, да ладно, уважим тебя.

Вот вышли братья пахать, Кокшавуй и кричит на свою клячу:

— Но-о! Что отстаешь? Братья говорят, что ты стоишь всех их лошадей. Но-о!

— Замолчи, Кокшавуй. Не позорь нас. Не то прибьем твою лошаденку.

А Кокшавуй опять:

— Но-о! Что отстаешь? Что братьев моих позоришь? Они же поручились, что ты лучшая лошадь в нашем табуне.

Рассердились братья и прибили лошадь Кокшавуя. А он снял с нее шкуру и понес на базар. Да припозднился, прибыл в село, где был базар, в сумерки. Смотрит, в од­ной избе свет горит. Заглянул в окошко — хозяйка попа привечает, пока мужа нет.

— Если муж придет, — спрашивает поп, — куда меня спрячешь?

— Запру в сундук.

Только сказала, а Кокшавуй уже — «кылдэ-гылдэ» — стучит в окно.

— Кто там? — спрашивает хозяйка.

— Путник я. Приехал на базар. Пустите переноче­вать.

— Мужа нет. А без него не пускаю.

— Пусти, коли просят. Уложишь в сарае, — советует поп. — Если увидит муж мои галоши, скажешь, что пут­ника они. Вот и будет тебе оправдание.

Пустила хозяйка Кокшавуя. Залез он на сеновал, за­вернулся в лошадиную шкуру и спит в тепле. А вскоре и муж хозяйки вернулся. Пока, выгружал товары, жена ус­пела спрятать попа в сундук.

— Есть ли у нас ночлежники? — спрашивает муж.— Чьи это галоши в сенях стоят?

— Есть один. На сарае спит.

— Так позови. Пусть дома спит, ночи-то холодные. Покормил хозяин Кокшавуя, а тот такие речи заводит:

— Вижу, хорошо торговля у тебя идет. Да денежки-то не водятся.

— Это верно. Торгую неплохо, а куда деньги девают­ся — сам не знаю.

— А тут и гадать нечего. Завелся у тебя дома черт, он все дело и портит. Хочешь, выведу его?

— Сколько возьмешь за это?

— Торговаться не буду. Во сколько оценишь мою ра­боту — столько и возьму.

— Дам сто пятьдесят рублей.

Стал Кокшавуй по избе ходить, будто черта ищет. За­глянул в сундук, а поп ему шепчет:

— Не выдавай, дам тебе сто рублей.

— Ладно. Когда буду читать заклинания, снимай одеж­ду, распусти волосы и выбегай из сундука на четверень­ках.

Затем подходит к хозяйке и шепчет: «Коль не хо­чешь, чтоб я попа мужу выдал, плати». Отдала ему хо­зяйка семьдесят пять рублей.

Принялся Кокшавуй изгонять черта: вынул из кар­мана какую-то бумагу и ну бормотать что-то, будто мо­литву читает. Услышал это поп, разделся, распустил во­лосы, выскочил из сундука и шмыг на четвереньках за ворота.

Благодарный хозяин отвалил Кокшавую сто пятьдесят рублей. На утро тот разменял их мелкой монетой, разме­нял и хозяйкины деньги — полный мешок получился. По­шел к попу, а тот завтракал как раз. «Отдавай, — гово­рит, — должок». Денег у попа не оказалось, так он отдал хорошего жеребца с упряжью и коляской, да еще и зав­траком накормил.

Вот приехал Кокшавуй домой и говорит матери:

— Сходи-ка к братьям, попроси пудовку, скажи, день­ги мереть буду.

Дали братья мерку, а сами подслушивают у избы. А там, и точно, деньги меряют: скажет Кокшавуй — столько-то пудовок и — «чы-ж-ж» — ссыплет монеты в подполье.

Не выдержали братья, вошли и спрашивают:

— Скажи, Кокшавуй, где столько денег раздобыл?

— Вас благодарю, братья. Не убили б вы мою ло­шадь — не пошел бы я на базар и не добыл бы столько денег.

Порешили братья между собой: видно, дороги нынче на базаре лошадиные шкуры. Зарезали восьмерых своих кобыл, одну оставили, чтоб шкуры на ней везти, и приез­жают на базар.

— Почем шкура? — спрашивают их.

— По сто рублей каждая.

Просмеяли их на базаре. Еле-еле по тридцати пяти ко­пеек за штуку выручили братья, да и те деньги от огор­чения пропили в кабаке. Приезжают злые — и сразу к Кокшавую. Заскочили в избу и — «троп-троп» — спящему дубинками по голове.

Да только не брата они били, а мать. Не смогла она в эту ночь на печь влезть, вот и поменялась местами с сыном, легла на его кровать. Утром слез Кокшавуй с пе­чи, а мать мертва. Обмыл ее, обрядил в дорогие одежды, посадил в коляску и повез в село в церковь, отпевать. А по пути в кабак заглянул. Сам пьет и целовальника уго­щает. Опьянел целовальник, говорит:

— Кто у тебя в коляске? Что не угостишь человека? Пусть выпьет, согреется.

—   Э, — махнул рукой Кокшавуй, — что старух-то поить.

А целовальник сует водку покойнице. Да только она не говорит с ним и водку не берет. Рассердился целоваль­ник, толкнул ее — старуха и упала.

А Кокшавуй кричит:

—  Зачем ты убил ее!

Мигом протрезвел целовальник. Сует деньги, просит не давать делу хода.

Взял Кокшавуй двести рублей, наменял мелочью и просит у братьев пудовку. «Зачем?» — спрашивают они.

— Деньги мерить. За матушку получил, которую вы убили.

Посовещались братья и решили, что продал он покой­ницу на базаре, иначе откуда деньгам взяться? Прибили своих жен и привезли на базар.

Подходят люди к возу, на котором они разложили мертвецов, спрашивают, дивятся на братьев. А тут и стражник подоспел.

— Зачем, — спрашивает, — привезли мертвецов на ба­зар? Где взяли их?

— Да это наши жены. — Кто же их убил?

— Мы сами и убили, чтоб продать да денег побольше заработать.

Засвистел стражник в свисток — «чыр-чыр», — схвати­ли глупых да жадных братьев. И поделом им: не делай зла другому, на себя же и накличешь беду!

Марийские народные сказки. Составитель Акцорин Виталий Александрович. Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1984 год.