Записи с меткой «русские народные сказки»

Купеческая жена и приказчик

Жил-был купец, старый хрыч, женился на молоденькой бабенке, а у него было много приказчиков. Стар­шего из приказчиков звали Потапом; детина он был видный, зачал к хозяйке подбираться, так у них дело и сладилось. Стали люди примечать, стали купцу ска­зывать. Вот купец и говорит своей жене: «Послушай, душенька, что люди-то говорят, будто ты с приказчи­ком Потапом живешь». — «Что ты, бог с тобой, согла­шусь ли я. Не верь людям; верь своим глазам». — «Го­ворят, он к тебе давно подбирался. Нельзя ли как-ни­будь испытать его». — «Ну что ж, — говорит жена, — по­слушай меня, нарядись в мое платье и пойди к нему в сад — знаешь, где он спит, да потихоньку шепотом и скажи: я-де к тебе от мужа пришла. Вот и посмотришь тогда, каков он есть». — «Ладно», — сказал купец.

А купчиха улучила время и научила приказчика: как придет муж, хорошенько его поколоти, чтобы он, подлец, долго помнил. Дождался купец ночи, нарядил­ся в женино платье с ног до головы и пошел в сад к приказчику. «Кто это?» — спрашивает приказчик. Купец отвечает шепотом: «Я, душенька!» — «Зачем?» — «От мужа ушла да к тебе пришла». — «Ах ты, подлая! И то про меня говорят, что я к тебе хожу. А ты хочешь, чтоб я совсем опостылел хозяину!» И давай колотить купца по шее, по спине, да в поволочку: «Не ходи, мерзавка, не срами меня! Я ни за что не соглашусь на такие пакости!»

Кое-как купец вырвался, прибежал к жене и гово­рит: «Нет, милая, теперь никому в свете не поверю, что ты живешь с приказчиком. Как принялся он меня ру­гать, срамить да бить — насилу ушел». — «Вот видишь, а ты всякому веришь!» — сказала купчиха и с того вре­мени стала жить с приказчиком без всякого страху.

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.

Как купец сделал договор с одним королем

Вот не в котором царстве, не в котором государстве был-жил купец. У купца, конечно, не было никого де­тей, а он имел обширную торговлю и имел кораблей для выхода товару на заграничную торговлю.

И вот он всякий раз у одного становился короля, познакомился он с ним. И вот часто они с ним разго­варивали про торговлю свою, уж очень были знако­мые. И вот однажды дает предложение этот король: «И вот у нас если бы были дети, то как ты со своей стороны думаешь, если бы у меня была дочь, то отдать за твоего сына, а если у меня сын, то женить на тво­ей дочери, или там у которого который будет. Согла­сен ты или нет, скажи мне правду, как мы уж с тобой друзья?» Купец ему отвечает: «Да, и я бы очень со­гласен, если такое ты даешь предложение». И он сей­час достает бумаги и делает с этим купцом договор. Когда они сделали договор, и хранили всяк у себя свой. И в это время он уехал домой, после этого всего.

Он уехал домой. Недолго спустя после этого купчи­ха понесла, и также королева понесла. Королева при­носит дочерь, а купчиха сына. Ну, матери этого догово­ра совершенно не знали, что у них было сделано, у отцов. И так они проводили это время все, а дети рос­ли. И он [купец] часто заезжал к [королю], как товары надо везти.

Вот этот купец, как сын подрос годов восемнадцати, заболел и умер. Остался этот сын с матерью один. Вот она и говорит: «Слушай, сынок, тебе надо отцово иму­щество посчитать, какие есть долги или растраты. На­до бы все заплатить и начать торговать, как и отцу. И потом вдобавок, сам знаешь, надо бы тебе и жениться, времена приходят». Он говорит матери: «Да, мама, вер­но, надо; уж этого нельзя допустить, чтобы у нас стра­дала торговля».

Берет евонные книги, начал просматривать. Когда он стал в этих делах смотреть, то берет бумажки и стал читать. «Ну, глупцы же наши отцы, когда еще нас не было на свете, а уж нас поженили». Ничего боль­ше не сказал, а бумажку эту берет и положил себе в карман. Берет бумажку в карман и думает: «Все-таки теперь у меня уж невеста приискана, как предлагала мать, жениться можно, теперь я пойду». Пришел к ма­тери и говорит: «Ну, мама, теперь я пойду вот в такое-то королевство: утка есть, дак утку взять, а утки нет, то клетку отдать». Она ничего не знала про это, но го­ворит: «Ну, иди, сынок, сам знаешь».

И вот он кряду уже собрался, собрал торбочку с со­бой и пошел себе по дорожке. Вот идет он близко ли, далеко, тамотки, вдруг наезжает ему человек сзади на лошади. Подъехал и здоровается: «Здравствуй, молодой человек». — «Здравствуйте, здравствуйте, молодой чело­век».

И спрашивает его этот, которой на лошади: «Кто вы есть такой и куда идете?» Он ему отвечает: «Я есть одного купца сын, иду в такое-то королевство, ут­ка есть, дак утку взять, а утки нет, так клетку отдать». Тот ничего у него понять не мог больше. А он его стал спрашивать. «А вы кто такой будете?» — «Я буду вот недалеко отсюда из одного королевства принц и еду к королю свататься на его дочери. Поедем вместе, нам по дороге». — «Да, вместе», — отвечает. «Вместе-то мы вме­сте, но жалко то, что я на лошади, а ты нет, и жалко тебя оставить». И так он не [отстает] от него и не уез­жает, идут себе вперед. И вот шли, шли, потом [купец] говорит: «Ну, надо будет чай погреть, попить чаек». Принц тоже остоялся. Попили чаек. «Вот если бы у нас были щепки, поиграли бы, позабавились». Принц ниче­го понять не может из этих разговоров. Вот они немно­го посидели, пошли вперед. Приходят к ручью. «Вот если бы у нас сейчас было по стрелочке, то стрелили бы, узнали, где мельче брод». И тоже ничего не понял. [Купец] обошел, нашел, где мельче, и идут дальше.

[Принц] от него не уезжает, все идут шагом. Вот уже они наконец приезжают в это королевство и подходят к королевскому саду. И он, этот самый принц, и гово­рит: «Вот посмотри, какой у короля сад хороший!» — «Да, сад-то хороший, да садовница не совсем». И [принц] ничего опять не понимает. Вот уж они подходят к королевскому дворцу, он и говорит: «Смотри-ко, това­рищ, какой у короля дворец хороший». — «Дворец-то хо­роший, да окна косы». Принц сам себе думает: «Ну как косы, я не вижу ничего». Да, он его спрашивает: «Ну, как ты, пойдешь к королю или куда?» — «Нет, я не пойду к королю; я туда пойду, где зима на хоро­мах». — «А я пойду туда, куда иду, прямо лично к ко­ролю к самому».

И так разошлись. И вот когда приходит принц к ко­ролю, тот его узнал кряду и посадил за стол и стал его спрашивать: «Зачем вы сюда пришли?» И принц стал рассказывать, как он шел сюда. «Я лично шел для это­го, что хочу узнать твое жаланье, не отдаешь ли ты свою дочерь за меня?» Король, конечно, сначала ему в этом ничего не отказал. А принц начал ему обсказывать, как они шли дорогою с другим товарищем и как пришли по­том в это царство. «Вот как раз я еду, догоняю его до­рогой и спросил его: „Куда, молодец, попадашь?" — „Вот в такое-то королевство". Меня тоже спросил, я ему ответил, что попадаю туда же. И вот мы немного подошли и стали чай пить. Я его и спросил: „А вы за­чем идете в это королевство?" — „Я? А вот зачем: утка есть, то утку взять, утки нет, то клетку отдать". И меня спрашивает: „А вы зачем?" — „А я к королю свататься на его дочери". Ну, мы стали попадать вместе. Когда мы попили чаю, он мне и говорит: „Вот были бы у нас щепки, мы бы поиграли, позабавились". Я опять ничего понять не мог. Пошли дальше. Приходим мы к речке, он мне и говорит: „Вот если было бы у нас по стре­лочке, мы стрелили бы и узнали, где мельче брод". Я опять у него понять ничего не мог». И все это слушает у него король. «Тогда он отыскал мельче место, пошли дальше. Приходим в ваше царство, к вашему королевскому саду, я ему и говорю: „Смотри-ко, товарищ, ка­кой у короля сад-то хороший". Он и отвечает; „Сад-то хороший, да садовница-то не совсем". Теперь мы уже добрались до вашего дворца, и я опять говорю: „Смотри, у короля какой дворец-то хороший",— „Дворец-то хороший, только окна косы".

Король соскочил со стула и подошел к окнам. «Каки у меня окна косы? Смотри, окна прямые».— «Я тоже вижу, что прямые», — отвечал принц. «Теперь он ме­ня спрашивает, куда я пойду на квартеру. Я ответил: „Я пойду лично к королю". И спрашиваю его: „А ты куда?" — „Я туда, где зима на хоромах". Я тоже этого не знаю, куда он пошел. Может, вы знаете, ваше коро­левское величество?» — «Нет, я тоже не могу понять».

Это все слушала королевская дочь. Когда выслуша­ла всё, то вышла к ним к обоим и говорит, во-первых, отцу: «Слушай, отец, я гляжу, вы обои неумные, ниче­го вы не понимаете. И я вам про него расскажу, куда он шел и зачем и где он теперь есть».

Вот она начинает говорить отцу и этому принцу: «Когда ты встретился с этим с молодым человеком и вы сели чай пить, он сказал: „Были бы щепки, мы бы поиграли, позабавились", — если бы были у вас карты — вы бы поиграли и позабавились, вот он к чему это ска­зал. Дальше. Когда вы пошли вперед и пришли к ру­чью, он тебе говорит: „Если бы у нас по стрелочке, мы бы стрелили и узнали, где мельче", — если бы у вас бы­ло по лакею, вы бы послали и узнали бы, где брод, вот он к чему сказал. Когда вы подошли к нашему саду и ты ему, принц, сказал: „Какой у короля хороший сад", он тебе на ответ: „Сад-то хороший, да садовница не совсем", — действительно, я росту небольшого — вот он это к чему сказал. Дальше. Когда вы подошли к на­шему дворцу, ты ему сказал: „Какой у короля дворец хороший" — и он тебе ответил: „Дворец-то хороший, только окна косы". Вот он это к чему сказал: я хоро­ша, да глаза у меня немного действительно косы, а вы всё понять ни который не можете. И вот он зачем идет сюда, когда ты его спросил, зачем он идет, он сказал так: „Я иду в это королевство, ежели есть утка, то утку взять, а нет утки, то клетку отдать". Вот утка — это есть я, а клетка, наверно, нет ли, батюшко, у тебя ка­кого-нибудь договора насчет меня с каким-нить купцом? И вот клетка и есть договор. И шел он взять меня или отдать договор, если меня нет».

Король кряду вспомнил и говорит: «Да, есть у меня с одним купцом заключен договор». И приносит его.

Она прочитала этот договор и говорит: «Так и есть. Ну, принц, ты мне не жених, а я тебе не невеста. Теперь я еще вам скажу: он вам сказал, что „пойду туда на квартеру, где зима на хоромах", а я знаю, куда он пошел. Он пошел в отводной дом».

Этот принц распростился и пошел несолоно хлебавши, видит: «Тут мне не уха!»

Теперь она идет к кухарке своей, берет корзинку и собирает три яичка, булочку и бутылку молока в эту корзинку и спросила кухарку: «Ты знаешь, где зима на хоромах?» (А уж друга не знали, дак она подавно не знает). Она отвечает: «Нет, не знаю, ваше высочество, объясните мне! Где же мне-ка знать?» — «Иди на отвод­ную квартеру, и когда ты придешь, то вызовешь там одного молодого человека и отдай эту корзинку ему лично. Когда ты отдашь, скажи так: „Полон ли месяц, считаны ли звезды, и у-берегов ли вода?" И пусть он мне ответит уж со своей стороны».

Сейчас отдает корзинку, и кухарка пошла. Вот при­ходит на отводную квартеру и кряду же разыскала это­го молодого человека. Дает ему корзинку и говорит: «Вот что велела королевна у вас узнать: „Полон ли месяц, считаны ли звезды, у берегов ли вода?"» Он ей сказал: «Погоди минутку, я тебе сейчас ответ дам, тог­да пойдешь. Скажи своей королевне так: „Месяц не по­лон, звезды считаны, и вода не у берегов"».

Вот она пришла к королевне и говорит: «Он сказал, что месяц не полон, звезды считаны и вода не у бере­гов».— «Видишь ты, кухарочка, сколь верная! Значит, ты дорогой булочки поела, яичко съела и молочка по­пила». Тогда кухарочка, конечно, стала извиняться. Она ее за это ругать очень не стала и сказала: «Теперь по­ди обратно к нему и скажи: "Король просил вас, моло­дой человек, прийти к нему!"».

Кухарка ушла, а королевна пошла к отцу. Пришла и говорит: «Слушай, папа, я вызвала к тебе твоего бу­дущего зятя, встречай его». Вот он только приходит к королю, его там уже встретили и провели лично к са­мому королю. Он пришел, поздоровался с королем и с дочерью и кладет на стол договор: «Вот я зачем при­шел. Если можно, отдайте за меня дочерь, а нет, дак возьмите это себе».

Король посадил его за стол и сказал: «Все будет для тебя, зятюшко, готово». И начали играть свадьбу. Свадьбу провели, и он стал после этого всего собирать­ся домой, в свое место. Конечно, уж они обратно не пошли пешком, а поехали на лошади. Отец наделил ее приданым и сказал: «Ну, зять, я тебе при смерти ус­туплю свое место королевское».

Когда они вернулись в свое место, этот купецкой сын занялся торговлей, как и отец его, стал ходить за гра­ницу.

(Тут и конец, уж я не знаю дальше, как там было, получил ли, нет он королевство — этого не знаю.)

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.

Горбушка

Жил-был старик да старуха. Была у их одна дочка. Потом старуха померла, а старик на иной бабище же­нился, на злой мачехе. Злая матушка не залюбила девушку и стала вон ее гнать. Она собрала имущество свое, вперед горб и назад горб наклала. И пошла ста­рушкой старой, грязной. Потом она шла близко ли, да­леко, пришла в село и стала наниматься в работники. Ей давали сто рублей, она не взяла: только [бы] сост­роить такое платье, как солнце на небе. Хозяин согла­сился и ее нанял, согласился состроить [ей] платье, как солнце на небе. Но она это год прожила у хозяина — и прочь.

Потом она пошла в другую деревню. Опять пошла к богатому мужику, просила состроить платье, как ме­сяц на небе. Хозяин согласился. Год прожила, он сост­роил ей платье — и прочь. Опять к третьему мужику: состроить платье, как звезды на небе. И пошла вперед с этими котомками-горбами, приходит к царю наимоваться в работницы. «Куда тебя эку горбатую? Можешь ли работать?» — «Я могу всяко дело делать». Ну и согласился, нанял ее на год, рядила сто рублей. У царя был сын Иван-царевич. Как он запоходит к службе в церковь, а она придет пахать горницу. Ну, он говорит: «Горбушка, подай сапоги!» А она как сапоги понесет: «А кабы мне этот сапог на ноги». Он возьмет сапог в руки, ей в голову щелк: «Эх ты, горбатая! Где тебе держать экой сапог на ноге».

Но он как в церкву уйдет, она отпашется и вслед в церковь идет и наденет платье, как звезды на небе. И все крещеные на нее не наглядятся: «Экая красавица, эка идет». Этот Иван-царевич не столь молится, сколько на нее глядит. Потом стерпеть не может, пошлет лакея спросить, с чьего города барыня. Она ему отвечат: «Я недальнего городу, где сапогами бьют в голову». Видно, уж Иван-царевич бестолковый был. Она впереди него из церкви домой придет, горбы наденет, а платье ски­нет.

Потом Иван-царевич из церкви придет, предъясняет родителям: «Вот какая барышня была в церкви, что все крещеные удивились, какая красавица, и одежда что как нет на свете лучше ейной. Я послал спросить, чья такая, говорит: «Где сапогами бьют в голову». Я поеду разыскивать этого городу». Ездил, ездил, девицы разыс­кать, говорит, не мог.

На второй день опять службу запоходил, она — гор­ницы пахать к нему. Он говорит: «Горбушка, подай фуражку мне-кова». Она взяла фуражку надела себе на голову: «Эх, кабы мне фуражку на голову». А он ее снял с головы и шлепнул в голову: «Ох ты, горбатый черт, где же тебе эку фуражку да держать?» И ушел в церковь.

Она отпахалась, отбряшничалась и надела в сенях платье, как месяц на небе, и еще лучше стала и пошла в церковь. Еще гораже народ на нее глядит, нисколько богу не молится, а все на нее глядят: «Откуда эка кра­савица!» Иван-царевич стоял-стоял, стерпеть не может, пошлет лакея спросить. Лакей спрашиват. Она ответи­ла, что «я недальнего городу, где фуражкой бьют в го­лову». Служба отошла, она пришла домой, скинула пла­тье, опять эти горбы надела. Приходит Иван-царевич, рассказывает: «Кака была барышня в церкви, все кре­щены дивились, нисколько не молились. Поеду я этого города искать». Ну, отец его уволил. Ездил, ездил ночь, не мог найти городу, так порожний и приехал.

Третий день как идет, заходит пахать. А он говорит: «Подай, горбушка, зеркало со стены». Она взяла зерка­ло со стены, сама сказала: «Эк, кабы мне эко зеркало в руки». — «Эх горбатый черт, где тебе в эко зеркало смотреться». Взял щелкнул ее зеркалом в голову и ушел в церковь. Она опять отпахалась, отбряшничалась, схо­дила переоделась в платье, как солнце на небе, платье еще того лучше. Приходит в церкву. Поп службу пре­кратил, в церкви сияет каждое место, так бы на нее и смотреть. Лакей спрашиват: «С какого городу?» — «Я недальнего города, где зеркалами бьют в голову». Потом службы никакой не родилось, она пришла домой, пла­тье скинула. И одумался Иван-царевич, думат: «Ладно, видно, из городу это близко». И одумался: он и сапога­ми ударил в голову, и фуражкой попало в голову, так, видно, тут и быть. Приходит из церкви, матери в ноги: «Благословите меня на горбушке жениться, видно, тут моя богосужена». Перво отец и мать не давали. Но он встал, взял ейную правую руку и свой именной пер­стень, поцеловал наперед ее: «Будь моя богосужена». Она потом ему скажет: «Позвольте на несколько минут выйти». И взяла в сарай эти горбы сносила, надела, как звезды на небе, платье и является. Он взял за пра­вую руку, поцеловал в уста сахарные, и тут свадьбу за­вели и обвенчались. И стали жить да быть да добра на­живать.

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.

Почему стариков не стали изгонять

Когда-то давным-давно был царь. Такой жадный, что он издал приказ: тот, кто не может работать или со­старился, должен был изгоняться. А у одного человека был старый отец. Вот пришла пора, что и его надо вы­везти. Что делать? Сын повез его на санях в лес, в большой холод. А когда повез его, то взял и своего сы­на на подмогу. Когда привезли старого отца, посадили его под сосной. Вот и говорит сын деда: «Пусть дед сидит на санках. Их мы обратно домой не повезем». Тогда мальчик и говорит: «А как же мы оставим сан­ки? Они мне будут нужны, когда мне тебя придется то­же отвозить». Загрустил тогда отец и решил не бро­сать одного в лесу старика: привез назад домой и спря­тал его в осети.

Продержал в них старика всю зиму, весну и лето. Наступила осень, а в том месте начался неурожай: все, что посадили весной, к этому времени еще не всходит. Ничего не выросло и у этого человека. Он приходит к старику и рассказал ему все. Тогда старик и говорит: «Ты возьми с гумна сдери солому и посей ее». Этот че­ловек так и сделал. На следующий день старик посылает сына и говорит: «Сходи на поле и посмотри, что там видно».

Сходил на поле сын и говорит, что еще ничего не выросло. На следующий день старик снова посылает сына: «Сходи на поле и послушай, что слышно». При­шел сын на поле, приложил ухо к земле и вдруг слы­шит голоса: «Ой, куда ты? Ой, где ты?» — «Я тут». Пришел домой и рассказал старику, что слышал. На следующее утро снова старик посылает сына на поле послушать, что слышно. Сын на этот раз слышит: «Дальше, дальше подвинься — мне места нет!» Прихо­дит он домой и рассказал об этом старику. А старик ему и говорит: «Видно, завтра пшеница покажется».

На другой день выходит сын и видит: выросла хо­рошая пшеница. У других же почти ничего не выросло. Стали жаловаться на это люди царю.

Захотел сам царь посмотреть, правду ли говорят лю­ди. Едет он на коне и видит, что нигде ничего не взо­шло, кроме как у одного хозяина. Заходит царь к это­му человеку и спрашивает, почему у него одного вы­росла пшеница. Тогда пришлось ему все рассказать царю. Царь и просит, чтобы он показал этого старика. Стал человек упрашивать царя, чтобы он ничего не сде­лал старику. Царь пообещал. Выходит дед, а царь его спрашивает: «Если ты такой мудрый, то скажи, скоро ли я умру?»

Старик сказал, что ему надо подумать. Через сутки явился царь, и сказал ему старик, что он скоро умрет. Испугался царь и говорит: «А сейчас ты мне скажи, как мне спастись от смерти». Дед снова говорит, что ему надо подумать. Через сутки явился царь, и сказал ему старик, что царь не умрет, если в ту ночь, когда он должен будет умереть, пойдет воровать, а эта ночь на­ступит завтра. Царь стал возмущаться. Но что делать.

Вот царь дождался ночи, оделся в одежду вора и вышел из своей спальни, а сам не знает, куда ему идти и что воровать. Идет и видит царь настоящего вора. Подходит к нему царь и говорит: «Давай вместе красть!» Вор согласился и говорит: «Давай украдем что-нибудь из царского дворца». Царь согласился. Тогда вор вытащил веревку и закинул ее в окно дворца, за­крепил ее и стал взбираться по стене. А царь ждет его внизу. Вдруг видит, что вор спускается обратно и руки у него пустые. Спрашивает царь, почему он ничего не украл, а вор и говорит: «Во дворце идет совещание, хотят убить царя этой ночью».

Понял все царь, наградил вора деньгами и отпустил его. Позвал стражу свою и казнил заговорщиков. На другой день царь привез богатые подарки старику и его семье и уничтожил закон свой. С тех пор стариков уже не изгоняли.

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.

Купец Серогор и его двое детей

Жил купец Василий Иванович, и был у него сын, и звали сына Иван Васильевич, а дочку Авдотья Василь­евна. И вот у этого купца много было лавок и хлебных лабазов. Поехал он за границу торговать. Нагрузил он двенадцать кораблей и взял с собой сына. И вот отправилися они с сыном за границу. Подъезжают они к городу. Привалили они к пристани. И вот этот купец по­шел в город. И вот он откупил у одного купца свобод­ный магазин, и стал он в этом магазине торговать с сы­ном. И пошла у них торговля хорошо. И так что они прожили в этом городе с год времени. А дома осталася дочка, и дочка стала так торговать, что лучше отца. И стала делать пиры. И на пиры стала приглашать раз­ных богатых людей. А в том городе, [где] она торговала, был попом дядя ейный. И звали его Поп-Протопоп. И вот стало завидно этому попу, что так племянница после отца пиры делает, а его на пиры не приглашала, по­тому что он был человек нехороший. А этот поп напи­сал своему брату письмо, что дочка ваша стала рас­путничать и распустила все хозяйство. И вот отец на дочку осерчал, и вот посылает он сына на родину и велел этому сыну убить дочку, потому что она распу­стила все свое именье.

И вот приезжает сын, и приходит он к дому. Сестра его встречает. И вот брат вынул револьвер из кармана и хочет убить сестру. Сестра и говорит: «За что ты ме­ня, Иван Васильевич, хочешь бить?» — «Потому что ты распустила все именье и стала гулять с богатыми людь­ми». И вот сестра стала брата просить, что «не бей меня, а отправь лучше куда-нибудь в темной лес». Тог­да сшили ей кожаный мешок и надели этот мешок ей на голову. Посадили ее на лошадь и повезли в лес.

Отвезли ее очень далеко, потому что ей оттуда не выйти, и оставили ее одну там. И вот осталась она одна в темном лесу. И ходила она в этом лесу несколько времени (так что месяца три), и продрала этот мешок об суковье, и потом разорвала этот мешок, и пошла куды глаза глядят. И вот ходила она много времени и изорвала на себе всю одежду, так что сделалась вся голая.

А в то время ездил на охоту царской сын, и заехал он в этот густой лес, а эта девица спала на дереве, и подбегают к ней собаки и залаяли громко. И услыхал царевич и поехал к собакам. Подъезжает к собакам и видит на дереве спящую девицу и кричит ей: «Кто там такое?» Девица эта пробудилася: «Я, — говорит, — доб­рый человек». — «Кто ты такой?» — «Я дочка купца Василья Ивановича». — «Как ты сюда попала?» — «Я сюды попала так, что меня отвезли на лошади и в кожаном мешке». — «А за что тебя отвезли?» — «Я и сама не знаю, за что отвезли». — «Ну так поедем со мной», — говорит. «Нет, — говорит, — я голая, дайте мне какую-нибудь одежу. Я надену тогда и поеду с тобой». И вот он снял с себя верхнюю одежу, отворотил лицо и по­дал ей одежу. И вот надела она эту одежу, и сели на коня и поехали. Приезжают они во дворец царевича.

И стал он эту Авдотью Васильевну под скрытием кормить и кормил ее три года. И потом отец царевича стал говорить, чтобы он женился. «Вот, — говорит, — па­пенька, есть у меня найдена себе невеста». — «Где же у тебя найдена невеста?» — говорит. «Вот я ездил на охоту и нашел ее голую в лесу, и вот привез я ее домой, и кормил я ее три года уж. Да и эту и лажу взять». Отец сыну не перечил. И обвенчались они с Авдотьей Васильевной. И вот жили они три года, и стала эта Авдотья Васильевна у своего хозяина проситься к отцу за границу. И вот отпустил ее хозяин к отцу за грани­цу, и нарядил он корабль, и дал ей солдат двадцать человек.

И вот отправились они в путь. И когда они ехали морем, тогда один офицер и стал нападать на Авдотью Васильевну, чтобы грех сотворить, И вот она вышла на палубу и говорит: «Ну, служивые, кто за меня засту­пит, тот на правую сторону отходи, а кто за офицера, тот на левую». И вот только на ее сторону вышло два солдата. А остальные — те за офицера. И вот опустилися они в корабль. Она и говорит этому офицеру: «Когда мы съедем в город, тогда с дороги закажем байну, и мы в байне с тобой грех сотворим».

И вот приезжают они к городу, и вот выходят они на берег. Тогда с дороги заказали они байну в городе, и вот похвалила она двух солдатов, которые за нее по­шли. И говорит им: «Вот что, служивые, ежели придет офицер в байну, так дам я вам весть, а вы станьте за байну». И вот пришли они в байну — офицер с женой царевича. И вот когда офицер стал напирать на нее, чтоб грех сотворила с ним, тогда она щелкнула об ра­му, и прибегают два солдата: «Что угодно, молодая ца­рица?» — «Да вот дайте этому офицеру такую байну, чтоб он ввек не сдумал грех сотворить с чужими же­нами».

И вот схватили два солдата этого офицера и давай ременными плетками драть: «Что, больше не будешь напирать на чужих жен?» Вот он сказал, что «не буду». Тогда она ему и сказала: «Заклянись тепериче небом и землей, что не будешь больше меня тревожить, ежели назад поедем». И вот вышла она из байны, взяла двух солдат с собой и пошла по городу. И купила она себе небольшой магазин, и стала она в этом магазине тор­говать рогожами, а вывеску вывесила, что «продаю па­ру на деньги, а дюжину в долг». А этих двух солдат отпустила в город, и дала им денег, и сказала, что «гу­ляйте, пока я вас не потребую», а сама стала торго­вать.

И повалило к ней народу со всех сторон, что не ус­петь рогож отпускать. А сама купила себе прикащицкую одежу, остригла волосы, чтобы никто не мог ее узнать. И вот не напасти стало рогож. И вот торговала она целый год. И вот через год понесли ей за эти ро­гожи долг. И вот приходит в эту лавку ейный брат Иван Васильевич и спрашивает: «Что же вы так де­шево отдаете рогожи?» — «Потому я дешево рогожи от­даю, что от Ивана Васильевича хочу доход отнять».

И вот торговала она три года, и закрыла она этот магазин, и пошла по городу, и стала спрашивать: «Где торгует заграничный купец по фамилии Серогор?» И вот приводят ее к тому магазину, где торговал купец Ва­силий Иванович. И вот стала спрашивать у него: «Кто вы такой и давно ли здесь живете?» Он сказал, что «живу четвертый год здесь». — «А сами, — говорит, — откудова?» — «Из такого-то города»,— говорит. «А как вас зовут?» — «А меня зовут Василий Иванович». — «А что, не ваш ли сын хотел убить дочку вашу?» — «А кто тебе сказывал?» — говорит. «Да я в том городе был в то время, как приехал сын ваш из-за границы и стоял близко у вас. И вот когда сын уехал к вам обратно, тогда вашу дочку зашили в кожаный мешок и отвезли ее в лес. Дак вот, не знаю, жива она или нет? А что, господин купец, не можно ли у вас переночевать?» — «Можно, можно», — говорит заграничный торговец.

И вот когда она взошла в дом (а на этот раз у него был бал, из-за границы приехал брат купца Поп-Про­топоп, и был тоже офицер, который смущал ее грех сотворить), и вот завели они промежду собой разговор: «Не знаете ли кто-нибудь каких сказок?» Тогда этот прикащик поставил посреди комнаты стул и сказал: «Ну, слушайте, господа, я вам былицу скажу, только с тем уговором, что не любо — не слушай, а врать — не мешай; если кто перебает, с того сто рублей денег и двадцать пять палок по пятам. Ну, слушайте, буду рас­сказывать былицу: "В одном городе жил купец Васи­лий Иванович Серогор, и был у него сын Иван Василь­евич, а дочка Авдотья Васильевна. Когда направлялся торговать за границу, то он снарядил двенадцать кораб­лей. Когда он приехал в город, и откупил он у одного купца свободный магазин, и стал он торговать хорошо. И прожил он с год времени за границей, а дома была оставши дочка Авдотья Васильевна. И стала так тор­говать, что лучше отца. Стала делать пиры и созывать богатых купцов. А в том городе жил дядя ейной, Поп-Протопоп, и завидно стало этому дяде, что так дочка стала пиры делать. И написал письмо своему брату, что провела дочка все ваше имение. Тогда отец этой послал своего сына, чтобы убить ее..."»

А в то время Поп-Протопоп вскочил с места: «Врешь, я, — говорит, — не писал письма!» — «Так вот, братец, клади сто рублей денег, да дайте ему двадцать палок по пятам, чтобы не совался в чужие разговоры!» „И вот приходит сын его к дому, и встречает его сестра. И он вынимает револьвер из кармана и хочет убить свою сестру. (А я в то время сзади его стоял.)  И вот она стала своего брата просить, чтобы не губил ее напрас­но, а лучше отправил бы ее куда-нибудь в темный лес..."» А отец с сыном все эти разговоры слушают и спрашивают: «А что, вы были с ней в то время?» — «Я, — говорит, — все время с ней был. И вот когда ее по­садили в кожаный мешок, и посадили на лошадь, и по­везли ее в лес, а я сзади шел и плакал, что напрасно повезли купеческую дочку в лес. И вот отвезли ее в лес, и сняли ее с коня, и оставили одну в темном лесу. И вот она ходила три месяца по лесу, изодрала на себе всю одежу и осталася голая. И ходила она так с ме­сяц. А потом время к вечеру, она забралась на дерево ночевать. И вот утром, пока она спала, охотился на зверей царский сын. И вот отбился он от своих слуг и заехал в этот густой лес. И были у него с собой собаки. Когда собаки отбежали от него и нашли эту девицу и залаяли, тогда царевич подъехал и разбудил ее. А я в то время с ним был. И снял он с себя верхнюю одежу и надел на нее. И потом посадил ее на коня и повез домой. Привез домой и кормил он ее три года. Когда отец стал ему говорить, чтобы он женился, и сказал: „Куда ехать свататься?" Тогда царевич сказал, что „у меня невеста найдена". Отец спросил: „Где же ты ее нашел?" — „А вот, — говорит,— ездил один день на охо­ту и отбился я от своих слуг, и заехал я в густой лес и там ее нашел на дереве, и она в то время спала. И вот разбудил я ее и надел на нее верхнюю одежу свою, вот и привез ее домой". Тогда отец ему не стал пере­чить. И обвенчался этот царский сын на Авдотье Ва­сильевне. И прожила она три года замужем, и стала она проситься в гости к отцу за границу. Когда ее муж отпустил в гости, то дал ей в охрану двадцать человек солдат и одного офицера. Вот когда отвалили мы от берега, то заехали на средину моря. Тогда этот офицер стал напирать на Авдотью Васильевну, чтобы грех со­творить. Тогда она согласилась так, что сколько солдат на ейную сторону пойдет и сколько на офицерскую. И вот оказалось, что на ейную сторону только два сол­дата, а остальные — за офицера. И она согласилася до тех пор грех не сотворять, пока не приедут в город, и заказать байну и в байне грех сотворить. Когда они приехали к городу, пришли в город, заказали байну. А она двух солдат с собой взяла и велела до приказу ейного за байной стоять до тех пор, „пока не позову", И вот пришли они в байну. В то время стал на нее офицер напирать, чтобы грех сотворить, а она щелкну­ла в раму пальцем, и прибежали два солдата: „Что тебе нужно?" — „Вот дайте этому офицеру такую байну (и указала перстом на офицера), чтобы он чужих жен не вводил в грех"».

Тогда этот офицер с места соскочил: «Врешь, — гово­рит, — я этого не делал». — «Слышите, господа! Клади сто рублей денег, и дайте ему двадцать пять палок! „И вот когда этому офицеру солдаты плетками напороли, тогда он ушел в город и не знает, где он до сих пор находился. А эта Авдотья Васильевна сошла, откупила у одного купца небольшой магазин и стала торговать рогожами — пару на деньги, а дюжину — в долг. И вот пошла у ней торговля хорошо. За рогожи долг весь собрала она. И потом остригла она себе косу и купила себе прикащецку одежу и пошла по городу гулять. И вот приходит она к Василью Ивановичу, к купцу в лав­ку, и попросилась она у него ночевать. И вот он ей и позволил ночевать. А вечером приехал брат его Поп-Протопоп и офицер, который напирал на нее в байне". А я все время с ней, — говорит,— находился. Так вот, Василий Иванович, господин Серогор, не можете ли вы узнать кого-нибудь из нас за свою дочку?» Тогда отец стал вокруг себя оглядывать: тех всех знает, а ее не мог признать. «Да ей, — говорит, — здесь нету». — «Нет,— говорит она, — она здесь! Если хотите, так я ее приведу к вам». Тогда купец сказал, что «приведите».

И вот этот прикащик вышел из дома, и переоделся в женскую одежу, и приходит в дом. «Ну что, теперь узнал?» Купец спрашивает: «Это вы, Авдотья Василь­евна?» — «Я, — говорит, — папенька». Тогда отец пал в ноги дочке и стал просить прощенья: «Прости, милая доченька, что я неладно наделал!» И вот они поцелова­лись с ним, и стал он у ней спрашивать: «Где же ты находишься?» — «Я нахожусь теперь, папенька, заму­жем в таком-то городе за царским сыном». — «А что, — говорит, — муж твой здесь?» — «Нет, — говорит, — нету, остался дома». — «Дак еот, милая доченька, теперь раз­дам я все имение это и поеду с тобой». А брата своего отправил муку сеять в монастырь на три года.

И вот отправились они в путь-дорогу. Взяли с собой всех солдат. Вот приезжают они к царю. И вот встре­чают их муж Авдотьи Васильевны и потом отец его. И вот приходят они в царский дворец. И задали такой пир, что всем старикам на память.

А офицера этого, который отправлен был с нею, раз­жаловал, а солдаты, которые за нее шли, тех наградил. Был он офицером, а теперь рядовым солдатом, а эти были солдатами, сделал офицерами. И вот созвали они на пир, сколько было в городе народу, — старых и ма­лых, хромых и слепых. И вот в то время я шел мимо этого города, тоже зашел на пир: пиво и вино пил, по усам текло, а в рот не попало.

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.