Навозный жук

Императорская лошадь удостоилась золотых подков, по одной на каждую ногу. За что?

Она была чудо как красива: с тонкими ногами, умными глазами и шелковистою гривою, ниспадающей на ее шею длинною мантией. И носила своего господина в пороховом дыму, под градом пуль, слышала их свист и жужжание и сама отбивалась от наступавших неприятелей. Защищаясь от них, лошадь одним прыжком перескочила со своим всадником через упавшую лошадь врага и так спасла золотую корону императора и саму жизнь его, что подороже золотой короны. Вот за что она и удостоилась золотых подков, по одной на каждую ногу А навозный жук тут как тут.

—  Сперва великие мира сего, потом уж малые! — сказал он. — Хотя и не в величине, собственно, здесь дело! — И он протянул свои тощие ножки.

—  Что тебе? — спросил кузнец.

—  Золотые подковы! — ответил жук.

—  Ты, видно, не в своем уме! — сказал кузнец. — И ты золотых подков захотел?

—  Да! — ответил жук. — Чем я хуже этой огромной скотины, за которою еще надо ухаживать? Чисть ее, корми да пои! Разве я не из императорской конюшни?

—  Да вдомек ли тебе, за что получают лошади золотые подковы? — спросил кузнец.

—  Вдомек? Мне вдомек, что меня хотят унизить! — сказал навоз­ный жук. — Это прямое оскорбление! Я не стерплю, уйду куда глаза глядят!

—  Проваливай! — сказал кузнец.

—  Невежа! — ответил навозный жук, выполз из конюшни, отлетел немножко и очутился в красивом цветнике, где благоухали розы и лаванда.

—  Правда ведь, здесь чудо как хорошо? — спросила жука жесткок­рылая божья коровка, красная и в черных крапинках. — Как тут сладко пахнет, как все красиво!

—  Ну, я привык к лучшему! — ответил навозный жук. — По-ваше­му, тут прекрасно? Даже ни одной навозной кучи!..

И он отправился дальше, под сень большого левкоя. По стеблю ползла гусеница.

—  Как прекрасен божий мир! — сказала она. — Солнышко греет! Так весело, приятно! А после того как я наконец засну, или умру, как это говорится, я проснусь уже бабочкой!

—  Да, да, воображай! — сказал навозный жук. — Так вот мы и полетим бабочками! Я из императорской конюшни, но и там никто, даже любимая лошадь императора, которая донашивает теперь мои золотые подковы, не воображает себе ничего подобного. Получить крылья, полететь?! Да, вот мы так сейчас улетим! — И он улетел. Не хотелось бы сердиться, да поневоле рассердишься!

Он бухнулся на большую лужайку, полежал-полежал, да и за­снул.

Батюшки мои, какой припустил дождь! Навозный жук проснулся от этого шума и хотел было поскорее уползти в землю, да не тут-то было. Он барахтался, барахтался, пробовал уплыть и на спине, и на брюшке — улететь нечего было и думать, все напрасно. Нет, право, он не выберется отсюда живьем! Он так и остался лежать, где лежал.

Дождь приостановился немножко; жук смахнул воду с глаз и уви­дал невдалеке что-то белое: это был холст, что разложили белить. Он добрался до него и заполз в складку мокрого холста. Конечно, это было не то, что бы зарыться в теплый навоз в конюшне, но лучшего ничего здесь не представлялось, и жук остался здесь на весь день и ночь, — дождь все не прекращался. Утром навозный жук выполз и ужасно был сердит на климат.

На холсте сидели две лягушки, глаза их так и блестели от удоволь­ствия.

—  Славная погодка! — сказала одна. — Какая свежесть! Этот холст чудесно задерживает воду! У меня даже задние лапки зачесались: так бы вот и поплыла!

—  Хотела бы я знать, — сказала другая, — нашла ли где-нибудь ласточка, что летает так далеко, лучший климат, чем у нас? Этакие дожди, сырость — чудо! Право, словно сидишь в сырой канаве! Кто не радуется такой погоде, тот не сын своего отечества!

—  Значит, вы не бывали в императорской конюшне? — спросил их навозный жук. — Там и сыро, и тепло, и пахнет прекрасно! Вот к чему я привык! Там климат по мне; да его не возьмешь с собою в дорогу! Нет ли здесь, в саду, хоть парника, где бы знатные особы, вроде меня, могли найти приют и чувствовать себя как дома?

Но лягушки не поняли его или не хотели понять.

—  Я никогда не спрашиваю два раза! — заявил навозный жук, повторив свой вопрос три раза и все-таки не добившись ответа.

Жук направился дальше и наткнулся на черепок от горшка. Ему не следовало бы лежать тут, но раз он лежал, под ним можно было найти приют. Под ним жило несколько семейств уховерток. Им про­стора не требовалось — было бы общество. Уховертки необыкновенно ласковые матери, и у них поэтому каждый малютка был чудом ума и красоты.

—  Наш сынок помолвлен! — сказала одна мамаша. — Милая не­винность! Его заветнейшая мечта — заползти в ухо к священнику. Он совсем еще дитя; помолвка удержит его от сумасбродства. Ах, какая это радость для матери!

—  А наш сын, — сказала другая, — едва вылупился, а уж сейчас же шалить! Такой живчик! Ну, да надо же молодежи перебеситься! Дети — большая радость для матери! Не правда ли, господин навозный жук? — Они узнали пришельца по фигуре.

—  Вы обе правы! — сказал жук, и уховертки пригласили его запол­зти к ним, если только он мог подлезть под черепок.

—  Надо взглянуть и на моих малюток! — сказала третья, а потом и четвертая мамаша. — Ах, это милейшие малютки и такие забавные! Они всегда ведут себя хорошо, если только у них не болит животик, а от этого в их возрасте не уберечь!

И каждая мамаша рассказывала о своих детках; детки тоже вме­шивались в разговор и пускали в ход свои клещи на хвостиках — дергали ими навозного жука за усы.

—  Чего только не выдумывают эти шалунишки! — сказали мама­ши, потея от умиления; но навозному жуку все надоело, и он спросил, далеко ли еще до парника.

—  О, далеко, далеко! Он по ту сторону канавы! — сказали в один голос уховертки. — Надеюсь, что ни один из моих детей не вздумает отправиться в такую даль, а то я умру!

—  Ну, я попробую добраться туда! — сказал навозный жук и ушел не прощаясь — это самый высший тон.

У канавы он встретил своих соратников, таких же навозных жу­ков.

—  А мы тут живем! — сказали они. — У нас преуютно! Милости просим в наше злачное местечко! Вы, верно, утомились в пути?

—  Да! — ответил жук. — Пока дождь лил, я все лежал на холсте, а такая чистота хоть кого утомит, не то что меня. Пришлось и на сквозняке постоять под глиняным черепком, ну и схватил ревматизм в надкрылье! Хорошо, наконец, очутиться среди своих!

—  Вы, может быть, из парника? — спросил старший из навозных жуков.

—  Подымай выше! — сказал жук. — Я из императорской конюшни; там я родился с золотыми подковами на ногах. И путешествую я по секретному поручению. Но вы не расспрашивайте меня, я все равно ничего не расскажу.

И навозный жук уполз вместе с ними в жирную грязь. Там сидели три молодые барышни их же породы и хихикали, не зная, что сказать.

—  Они еще не просватаны! — сказала мать, и те опять захихикали, на этот раз от смущения.

—  Прекраснее барышень я не встречал даже в императорской конюшие! — сказал жук-путешественник.

—  Ах, не испортите мне дочек! И не заговаривайте с ними, если у вас нет серьезных намерений!.. Впрочем, они у вас, конечно, есть, и я даю вам свое благословение!

—  Ура! — закричали остальные, и жук стал женихом. За помолв­кою последовала и свадьба — зачем откладывать?

Следующий день прошел хорошо, второй — так себе, а на третий уже приходилось подумать о пропитании жены, а может быть, и деток.

«Вот-то поддели меня! — сказал он себе. — Но и я ж их поддену!»

Так и сделал — уполз. День его нет, ночь — жена осталась вдовою. Другие навозные жуки объявили, что приняли в семью настоящего бродягу. Еще бы! Жена его теперь осталась у них на шее!

—  Так пусть она опять считается барышней! — сказала мамаша. — Пусть живет у меня по-прежнему. Плюнем на этого негодяя, что бросил ее!

А он переплыл канаву на капустном листе. Утром явились двое людей, увидали жука, взяли его и принялись вертеть в руках. Оба были страсть какие ученые, особенно младший.

—  «Аллах видит черного жука на черном камне черной скалы» — так ведь говорится в Коране? — спросил он и, назвав навозного жука по-латыни, сказал, к какому классу насекомых он принадлежит.

Старший ученый не советовал младшему брать жука с собою до­мой — не стоило, у них уже имелись такие же хорошие экземпляры. Жуку такая речь показалась невежливою, он взял да и вылетел из рук ученых. Теперь-то у него крылья высохли и он мог отлететь довольно далеко, долетев до самой теплицы и очень удобно проскользнул в нее, — одно окно стояло открытым. Забравшись туда, жук поспешил зарыться в свежий навоз.

—  Ах, как славно! — сказал он.

Скоро он заснул и увидел во сне, что лошадь императора пала, а сам господин навозный жук получил ее золотые подковы, причем ему пообещали дать и еще две. То-то было приятно! Проснувшись, жук выполз и осмотрелся. Какая роскошь вокруг! Огромные пальмы вее­рами раскинули в вышине свои листья, сквозь которые просвечивало солнце; внизу же всюду зеленела травка, пестрели цветы: огненно-красные, янтарно-желтые и белые, как свежевыпавший снег.

—  Великолепная растительность! То-то будет вкусно, когда все это сгниет! — сказал навозный жук. — Знатная кладовая! Здесь, вер­но, живет кто-нибудь из моих родственников. Надо отправиться на поиски, найти кого-нибудь, с кем можно свести знакомство. — Я ведь знатен и горжусь этим! — И жук пополз, думая о своем сне, о павшей лошади и о золотых подковах.

Вдруг его схватила чья-то рука, стиснула, принялась вертеть и поворачивать...

В теплицу пришел сынишка садовника с товарищем; они увидали навозного жука и вздумали поиграть с ним. Жука завернули в виног­радный листок и положили в теплый карман панталон. Он было при­нялся там вертеться, карабкаться, но мальчик притиснул его рукою и побежал вместе с товарищем в конец сада, к большому пруду. Там дети посадили жука в старый сломанный деревянный башмак, укре­пили в середине его щеночку вместо мачты, привязали к нему жука шерстинкой и спустили башмак на воду. Теперь жук попал в шкиперы и должен был отправиться в плавание.

Пруд был большой-пребольшой; навозному жуку казалось, что он плывет по океану, и это до того его поразило, что он упал навзничь и задрыгал ножками.

Башмак относило от берега течением, но как только он отплывал чуть подальше, один из мальчуганов засучивал штанишки, шлепал по воде и подвигал его обратно. Но вот башмак отплыл вновь, и как раз в эту минуту мальчуганов так настойчиво позвали домой, что они впопыхах забыли и думать о башмаке. Башмак же уносило все дальше и дальше. Какой ужас! Улететь жук не мог — он был привязан к мачте.

В гости к нему прилетела муха.

—  Какая славная погода! — сказала она. — У вас тут можно отдох­нуть, погреться на солнышке! Вам тут очень хорошо.

—  Болтаете, сами не знаете что! Не видите, что ли, я привязан?

—  А я нет! — сказала муха и улетела.

— Вот когда я узнал свет! — сказал навозный жук. — Как он низок! Только я порядочный! Сначала мне не дают золотых подков, затем мне приходится лежать на мокром холсте, стоять на сквозняке, и, наконец, мне навязывают жену! Едва я делаю смелый шаг в свет, осматриваюсь и приглядываюсь, является мальчишка и пускает меня, связанного, в бурное море! А лошадь императора щеголяет в золотых подковах! Это меня больше всего мучит. Но на этом свете справедли­вости не жди! История моя очень поучительна, а что толку, если ее никто не знает! Да свет и не достоин знать ее, иначе он дал бы золотые подковы мне, когда лошадь императора протянула за ними ноги. Получи я золотые подковы, я бы стал украшением конюшни, а теперь я погиб для всех, свет лишился меня, и всему конец!

Но конец всему, видно, еще не наступил: на пруду появилась лодка, а в ней сидели несколько молодых девушек.

—  Вот плывет деревянный башмак! — сказала одна.

—  И бедный жук привязан крепко-накрепко! — сказала другая.

Они поравнялись с башмаком, поймали его, одна из девушек осто­рожно обрезала ножницами шерстинку, не причинив жуку ни малей­шего вреда. Выйдя же на берег, она посадила его на траву.

—  Ползи, ползи, лети, лети, коли можешь! — сказала она ему. — Свобода — великое благо!

И навозный жук полетел прямо в открытое окно какого-то боль­шого строения, а там устало опустился на тонкую, мягкую, длинную гриву любимой лошади императора, стоявшей в конюшне, родной конюшне жука. Жук крепко вцепился в гриву лошади, стараясь от­дышаться и прийти в себя.

—  Ну вот я и сижу на любимой лошади императора, как всадник! Что я говорю?! Теперь мне все ясно! Вот это мысль! И верная! «За что лошадь удостоилась золотых подков?» — спросил меня тогда кузнец. Теперь-то я понимаю! Она удостоилась их из-за меня!

И жук опять повеселел.

—  Путешествие проясняет мысли! — сказал он. Солнышко светило прямо на него и светило так ярко! — Мир, в сущности, не так-то уж дурен! — продолжал размышлять навозный жук. — Надо только уметь за себя постоять!

Да и как не быть свету хорошим, если любимая лошадь императо­ра удостоилась золотых подков из-за того только, что на ней ездил верхом навозный жук?..

—  Теперь я поползу к другим жукам и расскажу, что для меня сделали! Расскажу и обо всех прелестях заграничного путешествия и сообщу, что отныне буду сидеть дома, пока лошадь не износит своих золотых подков.

Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.